Статья известного церковного историка Михаила Витальевича Шкаровского посвящена истории русских обителей Афона в XX веке. Это время стало не только очень важным, но и наименее исследованным периодом в истории русского Афона, когда в его обителях, несмотря на тяжелое материальное положение и постепенное сокращение числа иноков, велась активная духовная жизнь, проживали многие известные русские подвижники благочестия и церковные деятели.
Кначалу XX века русские обители Афона переживали невиданный прежде подъем. В 1912 г. в Свято-Пантелеимоновском монастыре, Свято-Андреевском и Свято-Ильинском скитах, 82 келлиях и 187 каливах проживало около пяти тысяч русских насельников, что составляло более половины всех монахов Афона – в это время там находилось 3900 греков, 340 болгар, 288 румын, 120 сербов и 53 грузина. Ежегодно Святую Гору в начале XX века посещало 30 тыс. русских паломников. В том же году в результате освобождения Македонии и Западной Фракии от господства Османской империи Афонский полуостров стал частью греческого государства, 2 ноября 1912 г. в ходе Первой Балканской войны Святую Гору заняли греческие войска, там спустили турецкий флаг, и королевским декретом над монастырями был установлен контроль военных властей.
На мирной конференции в Лондоне в мае-августе 1913 г. Россия предложила сохранить автономный статус Афона под протекторатом шести православных государств: России, Греции, Румынии, Болгарии, Сербии и Черногории, но не смогла добиться полного принятия такого решения. За интернационализацию Афона активно выступало Братство русских обителей, которое в мае 1913 г. обратилось к Лондонской конференции и в МИД России с просьбой возвести Свято-Пантелеимоновский монастырь в ранг Лавры. Свято-Андреевский и Свято-Ильинский скиты в ранг монастырей, а русские «малые обители» вывести из-под власти греческих монастырей. В ответ представители 17 греческих афонских монастырей 26-28 сентября направили на конференцию открытое письмо с протестом против плана автономии и всеправославного статуса Святой Горы, письмо содержало также предложение изъять Афона из юрисдикции Константинопольского Патриарха и присоединить к Элладской Церкви. В итоге предложения русских обителей не были осуществлены.[1]
В период напряженных споров о будущем Афона положение русских святогорцев осложнилось движением имяславцев,[2] в ходе подавления которого в июле 1913 г. 833 монаха были с помощью военной силы депортированы из Свято-Пантелеимоновского монастыря и Свято-Андреевского скита в Одессу[3]. Жестокое подавление движения имяславцев (или иначе имябожников) нанесло тяжелый удар русским обителям Афона.
Однако к лету 1914 г. на Святой Горе еще проживало 4285 русских насельников (что составляло 53, 6 % от общего числа монахов Афона): в Свято-Пантелеимоновском монастыре – 2217, Свято-Андреевском скиту – 700, Свято-Ильинском скиту – 412, в келлиях и каливах – 956.[4] В 1914 г. в связи с началом Первой мировой войны правительство Османской империи закрыло проливы и связь русских афонских обителей с Россией через Черное море прервалась. Зимой 1914/1915 г. российское правительство мобилизовало на фронт часть русских святогорцев (только из Свято-Пантелеимоновского монастыря было отправлено 90 иноков, монахи служили в лазаретах, а иеромонахи состояли при походных церквах, совершая богослужения), что породило среди греческих насельников ложное мнение о том, что Россия посылала на Афон для русификации обителей переодетых в монашеские облачения солдат.
Первая мировая, гражданская войны и последующие революционные события резко сократили приток монахов из России. Именно они стали причиной радикальных изменений в этническом составе афонского монашества. Уже в 1917 г. число русских насельников Святой Горы сократилось до 3500, а греческих выросло до 6500.[5]
В 1917 г. русские афонцы потеряли связи с Россией, поступление средств и пополнение братии прекратилось, в их обителях начался голод. После начала в 1918 г. в России гражданской войны русское афонское монашество оказалось окончательно отрезано от родины. Хотя некоторые сведения о происходивших там трагических событиях доходили до Афона, монахи русских обителей воздерживались от политических выступлений. Так, в ответ на призыв пребывавшего в то время в Константинополе архиепископа Кишиневского Анастасия (Грибановского) «подать свой голос в защиту угнетенного большевизмом народа» настоятели Свято-Пантелеимоновского монастыря и двух русских скитов 9 августа 1919 г. ответили, что «едва ли в данном случае найдемся в состоянии произнести влиятельное слово к вразумлению наших соотечественников».[6]
В свою очередь значительная часть оставшихся после начала Первой мировой войны и революционных событий в России афонских монахов подвергалась репрессиям. Несколько десятков их оказались заключены в лагеря, тюрьмы или расстреляны. Пять бывших афонских были расстреляны в 1937-1938 гг. на подмосковном полигоне Бутово. Все они в 2000-х гг. были прославлены Русской Православной Церковью в лике новомучеников. Всего же в базе данных пострадавших за веру священнослужителей и мирян Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета имеется 12 святых новомучеников афонских (больше чем новомучеников Киево-Печерской Лавры и Троице-Сергиевой Лавры).[7]
В начале 1920-х гг. русские афонские обители лишились всех своих подворий в России, в частности, одесские и петроградское подворья они фактически потеряли в 1923 г. Ново-Афонский монастырь был закрыт в 1924 г., братия подворий и Нового Афона в основном разогнана и, как правило, не получила разрешения вернуться на Святую Гору. В 1923-1924 гг. Свято-Андреевский скит остался без своего кавалского метоха, а Свято-Пантелеимоновский монастырь — без каламарийского, сикийского и касандрийского метохов, отобранных греческим правительством для размещения беженцев из Малой Азии. Испытывая значительные материальные затруднения, обитель была вынуждена продавать церковную утварь, облачения, иконы, хозяйственный инвентарь. Из-за скудости во всем и частых болезней смертность в монастыре достигала 50 человек в год, число братии с каждым годом сокращалось. Одновременно пришли в упадок монастырские мастерские и промыслы, созданные для обслуживания паломников. Были проданы принадлежавшие Свято-Пантелеимоновской обители суда, а также некоторая часть греческого собрания рукописей монастырской библиотеки.[8]
Уже на Всероссийском Поместном Соборе 1917-1918 гг. прозвучала тревога за судьбу русских святогорцев. После 1917 г. все решения и международные договоры, связанные со статусом Святой Горы принимались без участия России. Тем не менее, и в них было предусмотрено сохранение прав и свобод насельников Афона — негреков, 10 августа 1920 г. оказался заключен Севрский договор между странами Антанты и Грецией, в 123-й статье которого Греция обязывалась «признавать и хранить традиционные права и свободы», которыми пользуются негреческие монашеские общины на Афоне, в соответствии с 62-й статьей Берлинского трактата от 13 июля 1878 г. Севрский договор ставил исполнение этого пункта под контроль Совета Лиги Наций, каждый член которого мог вносить в Совет предложение о принятии тех или иных мер против Греции за нарушение с ее стороны этого пункта.
В целом Севрский договор так и не был ратифицирован, но его постановления о национальных меньшинствах, в частности на Афоне, вошли в Лозаннский мирный договор от 24 июля 1923 г., который был зарегистрирован Лигой Наций 5 сентября 1924 г. и 26 сентября взят Лигой под ее гарантию. На деле же правительство Греции в сложной международной обстановке 1920-х гг. не соблюдало эти статьи.
Когда в 1924 г. Элладская Православная Церковь, вслед за Константинопольским Патриархатом, перешла на новоюлианский календарь, Афонские монастыри, следуя своей многовековой традиции, сохранили верность старому стилю (кроме Ватопеда).
10 мая 1924 г. Священным Кинотом была выработана «Уставная хартия Святой Горы Афонской» («Новый канонизм») из 188 статей, утвержденная 10 сентября 1926 г. правительством и парламентом Греции и содержавшая ряд положений, ставивших негреческие обители в неравноправное положение и нарушавших древнюю практику. В частности, первая статья «А» «Нового канонизма» гласила: «Полуостров Афонским от горы Мегала Вигла [на границе с материком] до оконечности является самоуправляемой частью Греческого государства под духовным управлением Вселенского Патриарха. Все монашествующие на Афоне являются отныне греческими подданными, а также все вновь поступающие послушники становятся таковыми без дополнительных каких-либо прошений».[9]
Устав ограничил власть настоятеля монастыря и передал в ведение Кинота утверждение важнейших решений всех органов монастырского самоуправления. Благодаря этому документу все русские обители на Афоне, которые оставались русскими и под властью Византии, и под властью Османской империи, формально превратились в греческие. В результате представители Свято-Пантелеимоновского монастыря, не смотря на прямые угрозы, уклонились от обсуждения устава, как ущемлявшего права русских иноков и не подписали его. В дальнейшем «Новый канонизм» всячески старались навязать русским монахам. Но позиция насельников Свято-Пантелеимоновского монастыря оставалась непреклонной.[10]
Принятие «Нового канонизма» позволило продолжить подчинение Афона светским властям Греции. 10 сентября 1926 г. греческое правительство издало закон «Об утверждении Устава Святой Горы», согласно которому, все афонские монахи независимо от их национальности должны были считаться подданными греческого государства, а лица, не имевшие подданства Греции, не могли быть приняты в афонские монастыри. При этом лица негреческой национальности могли получить право на подданство Греции лишь после проживания в стране не менее 10 лет. Правительством был назначен афонский губернатор, подчинявшийся МИД Греции, на которого была возложена обязанность охранять гражданский порядок на Святой Горе и следить за точным исполнением «Нового канонизма».
С середины 1920-х гг. греческое правительство предприняло ряд энергичных действий по эллинизации Афона. Светские власти чинили всевозможные препятствия приезду послушников, иноков и паломников в славянские монастыри. Правительство Греции дало своим заграничным представительствам негласные указания — не пропускать на Афон никого, кто желал бы остаться там навсегда и принять монашество.[11]
Свято-Пантелеимоновский монастырь неоднократно протестовал против попрания своих прав «Новым канонизмом» и фактического запрещения въезда на Святую Гору новых иноков — негреков. Однако обращения в Кинот, к Константинопольскому Патриарху, греческому правительству и в 1931 г. — даже в Лигу Наций не дали никаких результатов.[12] Естественно, что правительство Советского Союза в период жестоких антирелигиозных гонений 1920-х – 1930-х гг. не предпринимало никаких шагов для защиты интересов Русской Православной Церкви на Афоне.
В первой половине 1920-х гг. в афонские обители еще смогли поступить некоторое количество русских эмигрантов, но в дальнейшем их приезд был запрещен. Последним пополнением русских обителей Святой Горы были монахи из входивших тогда в состав Чехословакии Закарпатья и Пряшевской Руси. В 1922-1928 гг. оттуда приехал только в Свято-Пантелеимоновский монастырь 21 инок, однако затем греческое правительство перестало выдавать визы и карпатороссам.
Следует упомянуть, что с августа 1920 г. по 19 мая 1922 г. в скиту Новая Фиваида Свято-Пантелеимоновского монастыря проживал епископ Екатеринославский и Новомосковский Гермоген (Максимов), часто служивший в храмах разных монастырей Святой Горы.[13] В этот же период некоторое время проживал на Афоне (в 1920, 1921 и 1924 гг.) и будущий Первоиерарх Русской Православной Церкви за границей митрополит Киевский и Галицкий Антоний (Храповицкий).
В середине 1920-х гг. на Святую Гору приехали и остались там более чем на 20 лет два молодых русских эмигранта, внесших значительный вклад, как в историю Афона, так и Русской Православной Церкви в целом. Первым из них был учившийся в Парижском Свято-Сергиевском богословском институте художник и иконописец Сергей Семенович Сахаров. 18 марта 1927 г. С.С. Сахаров принял монашеский постриг с именем Софроний в русском Свято-Пантелеимоновском монастыре. О первых годах пребывания на Афоне он вспоминал, как о «самых блаженных». 30 апреля 1930 г. монах Софроний был рукоположен известным сербским святителем епископом Охридским Николаем (Велимировичем).
Весной 1931 г. о. Софроний познакомился со своим духовником — святым старцем преподобным схимонахом Силуаном Афонским (в миру Семеном Ивановичем Антоновым, 1866-1938).[14] С Пасхи 1931 г и до самой кончины преподобного, покорившего молодого монаха своей «святостью, глубиной духовного опыта и ясностью мысли», о. Софроний находился при нем. 1 декабря 1935 г. иеродиакон Софроний принял великую схиму. Перед смертью святой передал своему духовному сыну записки, которые впервые были опубликованы в 1948 г. под названием «Старец Силуан». Преподобный Силуан тихо скончался 11/24 сентября 1938 г. после непродолжительной болезни лихорадкой и был отпет отцом наместником в соборе Свято-Пантелеимоновском монастыре (его канонизация Константинопольским Патриархатом состоялась в 1978 г., а в 1992 г. прп. Силуан был внесен в месяцеслов Русской Православной Церкви).[15]
После смерти прп. Силуана иеросхидиакон Софроний (Сахаров) получил благословение игумена и духовника Свято-Пантелеимоновского монастыря на отшельничество в пустынных скалах Карули (на крайнем юге Афона), где вел аскетический образ жизни в небольшой пещере в 1939-1941 гг. В это же время он начал составлять свою ставшую впоследствии знаменитой книгу о преподобном Силуане. В начале 1941 г. отцу Софронию предложили принять сан священника и стать духовником греческого монастыря св. Павла. В феврале 1941 г. о. Софроний был рукоположен во иеромонаха, а в конце того же года по особому, совершенному епископом, чину поставлен духовником для окормления братии. Затем, оставаясь духовником, иеросхимонах около трех лет прожил в уединении в каливе Пресв. Троицы, вблизи монастыря св. Павла. Являясь большим подвижником, постником и молитвенником, о. Софроний поддерживал тесные духовные контакты с отшельниками в других греческих монастырях на западном побережье Афона.[16]
Другим русским эмигрантом, приехавшим на Афон в 1925 г., был сын царского министра земледелия и главы правительства генерала П.Н. Врангеля в Крыму А.В. Кривошеина Всеволод Александрович Кривошеин. В 1920 г. он поселился во Франции, в 1924 г. окончил в Париже филологический факультет университета Сорбонна и поступил в Свято-Сергиевский Богословский институт. В ноябре 1925 г. В.А. Кривошеин уехал на Афон и стал послушником Свято-Пантелеимоновского монастыря, где 24 марта 1926 г. был пострижен в рясофор и 18 марта 1927 г. принял монашеский постриг в мантию с именем Василий. В 1929-1942 гг., благодаря прекрасному знанию многих языков, он исполнял обязанности монастырского секретаря – грамматика по переписке с церковными и гражданскими учреждениями. В 1937 г. брат Василий был избран членом Совета обители – «соборным старцем», в 1942-1945 гг. являлся представителем (антипросопом) Свято-Пантелеимоновского монастыря в Священном Киноте, а в 1944-1945 гг. – также членом Священной Эпистасии.[17]
Однако главным делом монаха стало библиотечное послушание и работа в богатом, до тех пор мало исследованном книгохранилище русской обители. С начала 1930-х гг. брат Василий занимался активной научно-исследовательской деятельностью, изучая историю и духовность Византийской империи, и вскоре приобрел известность в международных кругах византологов. Его, написанная в 1936 г. и переведенная на несколько европейских языков, работа об аскетическом и богословском учении свт. Григория Паламы привлекла внимание читателей различных христианских деноминаций.[18]
В 1932 г. в паломничество на Святую Гору приехал и остался здесь на 14 лет известный богослов, профессор Свято-Сергиевского Богословского института Сергей Сергеевич Безобразов. В 1922 г. он вместе с группой других богословов и философов был выслан из Советской России, в 1923-1924 гг. преподавал богословие в Русско-сербской гимназии Белграда, затем переехал в Париж. В 1925 г. С.С. Безобразов участвовал в создании Свято-Сергиевского института, в котором сначала работал в качестве секретаря, а с 1926 г. заведовал кафедрой Нового Завета и преподавал Священное Писание Нового Завета в знании профессора.[19]
Приехав весной 1932 г. на Святую Гору, ученый был зачислен в братию Свято-Пантелеимоновского монастыря, где 7/20 июня того же года принял монашеский постриг с именем Кассиан, 23 июня был рукоположен во иеродиакона, 26 июня 1932 г. – во иеромонаха, 7 января 1935 г. – во игумена, а 7 января 1937 г. – во архимандрита. В период пребывания на Афоне о. Кассиан работал над рукописью о Троичном новозаветном богословии под названием «Бог Отец» и кроме того много внимания уделял докторской диссертации «Водою и Кровью и Духом» (посвященной богословию Святого Духа после апостола Иоанна).
Несмотря на некоторый приток эмигрантов, численность русских монахов на Афоне постоянно сокращалось. С 1920 г. по 1938 г. их количество уменьшилось с 2110 до 700: в Пантелеимоновском монастыре – с 800 до 295 (в 1925 г. в нем было 550 насельников, а в 1932 г. – 380), Свято-Андреевском скиту – со 150 до 85 (в 1929 г. в нем было около 100 насельников), Свято-Ильинском скиту – со 160 до 73, а в келлиях и каливах – с 1000 до 247. При этом в келлиотском поселении Каруля (Карульском скиту), в южной части Афонского полуострова в 1940-1941 гг. еще проживало 28 русских насельников, многие из которых были известными старцами. К их числу относился бывший полковник царской армии, старший брат российского посланника в Сербии Василия Николаевича Штрандтмана иеросхимонах Никон (Штрандтман, 1875-1963). Он в конце 1930-х гг. поселился в пещере, высеченной в скале, и прожил там около 25 лет, вплоть до своей кончины. Следует упомянуть также бывшего князя иеросхимонаха Парфения и телохранителя Николая II, пешком пришедшего на Афон из России и подвизавшегося здесь до своей кончины 13 февраля 1984 г., схимонаха Никодима. С Карульским скитом был связан и известный старец-исихаст иеросхимонах Феодосий Карульский (Харитонов, 1868-1937), оставивший после себя ценный «Духовный дневник».[20]
На начало II Мировой войны афонские монахи всех национальностей ответили тем, что 22 марта 1940 г., впервые за несколько столетий, провели ночное моление о восстановлении мира, а после него крестный ход. К нападению фашистской Италии на Грецию многие насельники Святой Горы отнеслись с возмущением. Так известный афонский старец иеромонах Герасим (Менагиас) в письме старцу Феодосию из Свято-Павловского монастыря от 26 ноября 1940 г. называл итальянцев трусами и тряпками, а в другом письме выражал свою боль из-за жертв несчастной Кефалонии. Один из русских монахов Святой Горы Афон в своем письме горячо приветствовавшего успехи греческой армии в боях с итальянцами в январе 1941 г.[21]
Вскоре после нападения на Грецию германские войска оккупировали Афон, при этом вместо греческого был назначен немецкий комендант Святой Горы. Интересно отметить, что уже 25 апреля 1941 г. проживавший в захваченной немцами Варшаве православный грузинский профессор-архимандрит Григорий (Перадзе) написал в Рейхсминистерство церковных дел докладную записку об организации церковной жизни на Афоне. Отец Григорий предложил послать на Святую Гору дружественного германским властям православного монаха в сане архимандрита, который бы играл роль посредника между немецкой администрацией и Кинотом, причем предложил в этом качестве свою кандидатуру. Архимандрит Григорий также предостерег от попыток итальянцев ослабить Греческую Православную Церковь в пользу Ватикана и написал о необходимости спасения гибнущих старинных рукописей в бывшем грузинском монастыре Ивирон.
Хотя ходатайство отца Григория поддержал Кавказский комитет в Берлине, указавший, что тот знает греческий язык, находится в юрисдикции Константинопольского Патриарха и дружественен Германии, Рейхсминистерство иностранных дел 3 мая написало негативный отзыв о докладной записке архимандрита, и она была отвергнута (позднее архимандрит Григорий погиб от рук нацистов и был прославлен в лике святых Польской Православной Церковью).[22]
В первые месяцы оккупации Греции, в 1941 г. Священный Кинот направил германскому руководству и лично Гитлеру письмо с просьбой сохранить монастыри от разрушения. В этом, переведенном на немецкий язык отцом Герасимом (Менагиасом), письме члены Кинота просили рейхсканцлера не причинять вреда Святой Горе, подчеркивая уникальность монашеской жизни на древнем Афоне и «мирную жизнь в молитвах и постах» обитающих там отшельников. При этом отношение отца Герасима к немцам было негативным, и, по свидетельству других афонитов, характеризовалось словами: «Низпосла стрелы, и разгна [их], и молнии оумножи, и смяте [их]».[23]
Вскоре после отправки письма Гитлеру на Афон прибыла группа немецких офицеров. Поскольку русский иеромонах Софроний (Сахаров) хорошо знал немецкий язык, его попросили сопровождать этих офицеров и убедить их в необходимости сохранить Святую Гору. Один из афонитов позднее писал: «Своей образованностью, воспитанием и скромностью отец Софроний так поразил немцев, что рапорт, который они подали в ставку Гитлера после посещения Афона, был самым благожелательным. Ответ ставки также был положительным. В результате ни один из монастырей Афона во время оккупации не пострадал и не лишился своего самоуправления. Более того, немецкий гарнизон перекрыл доступ на Афон всем мирянам».[24] Позднее этот случай был использован для ложного обвинения отца Софрония в сотрудничестве с оккупантами.
Возможно, в ходе упомянутой поездки, в августе-сентябре 1941 г. была проведена немецкая научная экспедиция на Святую Гору, результаты которой оказались опубликованы в виде книги «Монашеская страна Афон», изданной в сентябре 1943 г. штабом управления при рейхсминистре Альфреде Розенберге[25].
Германское руководство гарантировало афонским монастырям сохранение прежней автономии и правил управления жизнью обителей, но оставило немецкого губернатора Святой Горы. Эту должность весь период оккупации занимал ученый-византолог Дёльге, преподававший после окончания войны в Мюнхенском университете.
В июне 1942 г. по случаю посещения Афона представителем германского новостного агентства ДНБ Священный Кинот на своем заседании от имени 3200 афонских монахов вынес резолюцию, переданную в ДНБ для публикации: «Синод св. Общин на св. горе Афон наисердечно благодарит немецкие оккупационные власти в Греции за защиту и признание прежних прав св. Общин, которым немецкие власти всячески помогали. С большим удивлением следили мы за мужественной борьбой немецкой армии и ее союзников за освобождение России от безбожного большевизма… По словам Спасителя, безбожный антихрист никогда не победит и священная Община на святой горе Афонской с уверенностью ожидает победы защитника христианства – немецкого Рейха и союзников».[26]
Однако затем позиция Кинота изменилась. Осенью 1943 г. германский МИД безуспешно попытался организовать осуждение афонскими монастырями избрания Московским Патриархом Владыки Сергия (Страгородского).
Как уже говорилось, в числе насельников русских обителей на Афоне были люди, настроенные резко антифашистски, в частности, монах, написавший в январе 1941 г. письмо с приветствием первоначальных побед греческой армии. По мнению другого инока – монаха Антипы, в годы II Мировой войны исполнились многие важные предсказания Апокалипсиса. Число Антихриста он увидел в имени Гитлера на латинском алфавите (Hitler = 666).[27]
В целом, оккупационные власти относились к русским обителям на Святой Горе достаточно настороженно. Неоднократные попытки германского командования вызвать со стороны русского Афона документально выраженное одобрение войны против Советского Союза закончились неудачей.[28]
Во второй половине 1941 — 1942 гг. афонские обители пополнились несколькими монахами РПЦЗ, уехавшими на Святую Гору из оккупированной Югославии; в их числе были иеромонахи Андроник (Шубин), Савватий (Крылов), Адам (Бурхан), Серафим и другие.[29] Однако число насельников русских обителей в результате естественной убыли, голода и других бедствий военного времени продолжало сокращаться.
В связи с бедственным продовольственным положением представители трех русских обителей Афона – иеромонах Николай и монах Василий в конце 1941 г. приехали за помощью в Софию, и в январе 1942 г. Синод Болгарской Церкви выделил им 35 тыс. левов из фонда «Общецерковные нужды».[30] Болгарское правительство разрешило монахам закупить и вывезти из страны на Афон 40 тонн пшеницы. Правда, когда пшеница была доставлена в г. Кавала (Западная Фракия), Беломорский областной управитель Герджиков разрешил из привезенных 36 тонн вывезти на Святую Гору только 20.
В этой связи настоятели Свято-Пантелеимоновского монастыря (архимандрит Иустин), Свято-Андреевского скита (архимандрит Митрофан) и Свято-Ильинского скита (архимандрит Иоанн) 22 февраля 1942 г. вновь обратились за помощью к председателю Болгарского Синода митрополиту Видинскому Неофиту, и помощь была оказана.[31] Последний раз Болгарская Церковь оказала помощь русским обителям осенью 1944 г.
23 мая 1943 г. настоятели Свято-Пантелеимоновского монастыря и Свято-Андреевского скита получили письма из Одессы (написанные еще 5 февраля) от русофильски настроенного митрополита Виссариона (Пую), возглавлявшего тогда Румынскую Духовную Миссию в Транснистрии (на Юго-Западе Украины). Владыка предложил им прислать монахов и вступить во владение бывшими подворьями этих обителей в Одессе.[32]
Настоятель Свято-Пантелеимоновского монастыря архимандрит Иустин в 26 мая ответил согласием.[33] Настоятель Свято-Андреевского скита архимандрит Митрофан в письме от 26 мая также, несмотря на отсутствие «подготовленных людей для обслуживания храма и ведения хозяйства», обещал со временем подготовить и прислать «доверенного для принятия и управления подворьем и несколько человек братии для обслуживания его». В этом намерении отца Митрофана поддерживал многолетний заведующий хозяйством скита иеросхимонах Мелетий (Лыков).
Оба ответных письма были 10 июня переданы в германское консульство в Салониках с просьбой — переслать их в Одессу, так как почтовая связь между Грецией и Румынией отсутствовала. Но эти письма оказались 22 июля 1943 г. пересланы в Берлин в германский МИД, где и остались.[34] Нацистские ведомства не желали возвращения русских монахов на родину.
Как уже отмечалось, среди насельников русских афонских обителей были антинацистски настроенные люди. Однако имелись и монахи, готовые из-за своих антикоммунистических убеждений сотрудничать с немцами. Принудительная эллинизация и притеснения со стороны греческого правительство в предвоенные годы вызывали недовольство русских иноков и также стали причиной отдельных случаев коллаборационизма русских афонитов.
Так, начальник полиции безопасности и СД в Сербии писал 12 октября 1943 г. уполномоченному германского МИД Бенцлеру, что находившийся в тот момент в Белграде профессор-архимандрит Кассиан (Безобразов) «после своего возвращения на гору Афон будет побуждать местных церковных сановников, прежде всего в русском Пантелеимоновском монастыре и его скитах, высказаться против выбора Патриарха Сергия. Он даже надеется, что он также сможет побудить к заявлению по этому поводу болгарский монастырь Зограф и румынские скиты». Когда 13 октября отец Кассиан отправился назад на Афон, службами вермахта ему было предоставлено место в поезде СД.[35] В тоже время германские ведомства противились отъезду архимандрита в Париж.[36]
Однако настроенных таким образом, как отец Кассиан, монахов на Афоне было относительно немного. В письме председателю Совета по делам Русской православной церкви Г.Г. Карпову от 21 августа 1946 г. Патриарх Московский и всея Руси Алексий сообщал: «…настроение афонских иноков интересно в том отношении, что, будучи в большинстве своем вне политики, они не поддались доходившим до них обрывкам пропаганды против Советского Союза, шедшим со стороны эмигрантских кругов, и не прониклись симпатией к «крестовому походу» Гитлера против Советского Союза в 1941-1945 гг.».[37]
После изгнания немецких оккупантов, в ноябре 1944 – начале 1945 гг. Афонский полуостров был занят вооруженными отрядами ЭЛАС, состоявшими главным образом из коммунистов. Их руководители в основном старались подчеркнуть свое благожелательное отношение к монастырям. Так в своем письме Г.Г. Карпову от 21 августа 1946 г. Патриарх Алексий отмечал: «Эти партизаны не только не утесняли афонские монастыри, но всячески высказывали свое уважение к ним, в особенности к русским, и подчеркивали желательность дальнейшего сохранения Афона, что, конечно, не могло не произвести сильного впечатления на русских афонских монахов».[38] Впрочем, это не исключало отдельных столкновений и даже репрессий.
В июле 1945 г. настоятель Свято-Пантелеимоновского монастыря архимандрит Иустин направил Московскому Патриарху Алексию послание с просьбой принять русских святогорцев под свое духовное покровительство. К посланию был приложен подробный меморандум о положении русских обителей на Афоне, международном положении Святой горы и желательных путях разрешения афонской проблемы в интересах русских обителей и всего Афона.[39]
Монах Василий (Кривошеин) посетил заместителя генерального консула Югославии в Салониках и попросил доставить послание русских монахов Патриарху Алексию через дипломатическую почту, что и было выполнено. С этого времени началась многолетняя борьба Московской Патриархии за сохранение русского присутствия на Афоне. Не вторгаясь в область суверенного права Греции, Русская Церковь неоднократно указывала на самобытное положение иноков разных национальностей на Святой Горе, на исторически складывавшиеся льготы, которые предусматривали освобождение афонских монастырей от значительных государственных налогов и таможенных сборов, ходатайствовала о свободном доступе в обители всех стремящихся к иночеству, а также о свободном посещении Афона учеными и паломниками всех национальностей.[40]
В середине 1946 г. монахи русского Свято-Пантелеимоновского монастыря пригласили на Афон второго секретаря советского посольства в Греции В.Д. Карманова, который посетил Святую Гору 21 июля того же года и был торжественно встречен в обители колокольным звоном.[41] В своем отчете в МИД о результатах поездки Карманов сделал следующие выводы: 1. Необходимо и в дальнейшем интересоваться положением русских монахов на Афоне, периодически посылать туда представителей посольства. 2. Трудно осуществить эффективные мероприятия по закреплению за советским государством имущества и владений русских обителей на Афоне. 3. Следует продумать вопрос о возможности принятия русских монахов в советское гражданство. 4. Распространять среди русских монахов советскую церковную литературу. 5. Желательно, чтобы Русская Православная Церковь заинтересовалась афонскими монахами. 6. Продумать вопрос о возможности того, чтобы добиться от греческих властей смягчения режима поступления молодых послушников в русские обители. 7. Поскольку имущество русских монастырей принадлежало бывшей Российской империи, советское государство имеет все основания претендовать на это имущество, но необходимо провести подготовительную работу.[42]
Приезд В.Д. Карманова на Афон и его торжественная встреча вызвали в условиях начинавшейся гражданской войны сильнейшую тревогу греческих королевских властей и в дальнейшем стали важнейшей причиной репрессий против русских монахов.[43]
Так иеросхимонах Софроний (Сахаров) уже во второй половине 1946 г. был вынужден уйти из греческого монастыря св. Павла в русский Свято-Андреевский скит. Вместе с отцом Софронием в 1947 г. уехал с Афона в Париж его ученик монах Силуан (Стрижков). Еще раньше – в октябре 1945 г. уехал с Афона в Париж архимандрит Кассиан (Безобразов). Оставаясь членом «Братства Святой Горы», он вернулся к преподаванию в Свято-Сергиевском институте, 29 июня 1947 г. был удостоен научной степени доктор богословия, 28 июля 1947 г. – хиротонисан в Париже во епископа Катанского, в сентябре того же года назначен ректором Свято-Сергиевского института и занимал этот пост вплоть до своей смерти.[44]
Вскоре после отъезда отцов Кассиана, Софрония и Силуана с Афона — 26 сентября 1947 г. в Салониках состоялся суд. По обвинению в сотрудничестве с немецкими оккупантами трибунал постановил приговорить группу русских и болгарских иноков к тюремному заключению: монаха Василия (Кривошеина) – к двум годам, монахов Панкрата и Вениамина из Свято-Пантелеимоновского монастыря – к одному году тюрьмы, а двух насельников Зографского монастыря – архимандрита Владимира и иеродиакона Панкрата – к одному году заключения; русского иеромонаха Владимира (Белозерского) освободили из-под надзора.
Все обвинения в адрес русских иноков были полностью надуманы, судебный процесс являлся местью за приглашение представителя советского посольства и в значительной степени являлся инструментом политики эллинизации. Так афонский архимандрит Евгений написал Первоиерарху РПЦЗ митрополиту Анастасию в ответ на запрос Владыки от 14 ноября 1947 г. о подробностях ареста и суда, что были осуждены именно «виновники» приглашения В.Д. Карманова, «устроившие ему трезвоны и обеды».[45]
Кроме того, монаху Василию (Кривошеину), несомненно, припомнили то, что он несколько лет вел в Киноте напряженную борьбу против ограничительных мер греческого правительства, препятствовавших притоку на Афон послушников из славянских стран. Уже вскоре после суда в Салониках приговор к тюремному заключению был заменен поражением в гражданских правах. В дальнейшем греческие королевские власти заставили отца Василия покинуть не только Афон, но в феврале 1951 г. и Грецию (при этом монах формально оставался в числе братии Свято-Пантелеимоновского монастыря). Опять вступил он на землю Святой Горы только через 30 лет – в 1977 г., уже как архиепископ Русской Православной Церкви.[46]
В период гражданской войны на Афоне укрывались многочисленные беженцы, что нанесло обитателям Святой Горы существенный ущерб. Некоторое время полуостров был занят греческими коммунистами. Именно тогда в последний раз на Афоне в составе партизанских отрядов оказались женщины. В 1948 г. дошло до попытки изменить устав Святой Горы по инициативе представителя ЭЛАС и нескольких монахов, но эти изменения не были проведены в жизнь.[47] В ходе захвативших полуостров в годы гражданской войны военных действий немало повреждений получил Свято-Андреевский скит, в частности его главный храм – собор св. Апостола Андрея Первозванного.
Между тем Московская Патриархия не оставляла попыток защитить славянских иноков Святой Горы.[48] Вопрос «О славянском монашестве на Афоне» обсуждался на Московском совещании глав и представителей Поместных Православных Церквей 5-18 июля 1948 г.[49] В ходе работы совещания была создана Комиссия по докладам о положении Святой Горы Афонской, которая приняла резолюцию: «Московское Совещание считает своим долгом привлечь внимание Святейших и Блаженнейших Предстоятелей всех Автокефальных Православных Церквей на судьбу афонского монашества в настоящее время, и в особенности на трудное положение монахов негреческой национальности: русских, болгарских, сербских, румынских, грузинских, албанских и других; от древности имеющих там свои обители, но лишенных в данное время тех прав, которыми они пользовались до недавнего времени в силу канонических и международных законодательных положений о Святой Горе Афонской, например, права свободного вступления в свои имеющиеся там обители, права свободного допуска паломников и ученых исследователей и т. д. Поэтому Совещание просит всех православных Предстоятелей обратиться к своим правительствам за содействием об улучшении положения афонских монахов негреческой национальности путем переговоров с правительством Греции». Далее участники совещания, опираясь на международные договоры и в силу освященной веками традиции, заявили о необходимости восстановить и гарантировать права афонского монашества.[50] Однако общую ситуацию это не изменило.
Наиболее печально сложилась судьба русских обителей Афона. К 1946 г. на Святой Горе оставалось всего лишь 472 русских инока: в Свято-Пантелеимоновском монастыре – 215, Свято-Андреевском скиту – 45, Свято-Ильинском скиту – 52 и в келлиях и каливах – около 160 человек. Большинство насельников были ветхими старцами, остро нуждавшимися в поддержке и помощи русской церковной общественности. В дальнейшем греческие власти длительное время не пускали на Святую Гору новых русских монахов, с «явной тенденцией завладеть всеми русскими обителями, со всеми их духовными сокровищами» (только в Свято-Пантелеимоновском монастыре хранилось около ста тысяч старинных книг и пятидесяти ковчегов с мощами святых).[51]
Московские Патриархи неоднократно обращались к Константинопольским Патриархам, Афинским архиепископам и греческому правительству в связи с бедственным положением русских насельников Афона. В июле 1951 г. вопрос о положении в Элладской Церкви – об афонских монахах и борьбе со старостильниками обсуждался на встрече в Москве предстоятелей Русской, Антиохийской, Румынской, Болгарской и Грузинской Церквей.[52] 7 марта 1953 г. Патриарх Алексий I в послании Константинопольскому Патриарху Афинагору предложил незамедлительно урегулировать афонскую проблему, однако ответа не получил. 12 марта 1957 г. Московская Патриархия обратилась в МИД Греции и к Патриарху Афинагору с просьбой дать санкцию на приезд и вступление в братство Свято-Пантелеимоновского монастыря 10 человек, 5 марта 1958 г. Патриарх Алексий I в послании к Патриарху Афинагору повторил эту просьбу, но в ответном письме от 20 ноября 1958 г. Константинопольский Патриарх лишь привел перечень документов, которые должен представить в греческие государственные органы желающий поселиться на Афоне. К 1956 г. в 20 монастырях, скитах и келлиях Афона проживал 1491 монах, то есть в пять раз меньше, чем в 1903 г., из них греков — 1290, русских — 62 (примерно в 57 раз меньше, чем в 1903 г.), болгар — 17, сербов — 28, румын — 94 человека.[53]
Новые шаги к восстановлению связей Русской Православной Церкви со Святой Горой были предприняты в связи с празднованием 1000-летия Великой Лавры. В послании Константинопольскому Патриарху от 20 мая 1963 г. Патриарх Московский и всея Руси Алексий I призвал Предстоятеля Константинопольской Церкви употребить свой авторитет, для того чтобы вернуть Афону его общеправославного значение. Вопрос о положении святогорского монашества был поднят на совещании в Лавре прп. Афанасия 24 июня 1963 г. Главным результатом совещания стало заявление Константинопольского Патриарха о гарантированном приеме в святогорские обители всех монахов, направленных на Афон Предстоятелями Поместных Церквей. Во время празднования Патриарх Афиногор посетил Свято-Пантелеимоновский монастырь и в ответ на приветствие настоятеля и членов делегации Московского Патриархата выразил чувство любви к Русской Церкви и ее Предстоятелю – Патриарху Алексию.[54]
14 октября 1963 г. Московская Патриархия послала Патриарху Афинагору список из 18 лиц, ожидавших разрешения на поселение в Свято-Пантелеимоновском монастыре, и в июле 1964 г., после повторного обращения Патриарха Алексия I, разрешение на въезд в монастырь получили 5 человек (в июле 1966 г. четверо из них приехали на Афон).
Во второй половине 1960-х гг. число русских святогорцев продолжало уменьшаться. Огромный урон Свято-Пантелеимоновскому монастырю наносили пожары. Наиболее опустошительным был пожар 23 октября 1968 г., когда выгорела вся восточная часть монастыря с шестью параклисами, сгорели гостиницы и келлии.[55] В 1968 г. скончался настоятель Свято-Андреевского скита архимандрит Михаил, избирать нового игумена скита не представляло смысла, так как братство состояло всего из нескольких человек. Наконец, в 1971 г. закончилась русская история скита: умер последний его насельник из России – отец Сампсон. Однако, по некоторым данным, уже после смерти архимандрита Михаила последний монах скита сдал ключи в кириархический Ватопедский монастырь и поселился в Свято-Пантелеимоновском монастыре, который также пережил большой пожар – в 1968 г.
Из скита была вывезена наиболее ценная утварь и святыни; оставшись необитаемым, он очень быстро разрушался. Ватопед долгие годы не посылал в него своих монахов, но в 1992 г. Свято-Андреевский скит все-таки заняли греческие насельники из Ватопедского монастыря и в настоящее время он называется Ахеонтрия (в 2001 г. в нем проживало пять иноков).[56]
В 1972 г. Святую Гору посетил Патриарх Московский и всея Руси Пимен, это было ее первое посещение Всероссийским Патриархом. На приеме в Протате Патриарх Пимен подчеркнул, что Афон должен быть coxранен как всеправославный монашеский центр с веками освященной независимостью и с традиционным самоуправлением. В 1975 г. на Святую Гору прибыл один русский инок, летом 1976 г. – четыре монаха из Псково-Печерского монастыря, а затем еще девять иноков. К тому времени в Свято-Пантелеимоновском монастыре оставалось 13 насельников.[57]
16 апреля 1985 г. Кинот принял обращение к МИД Греции с просьбой разрешить въезд на Афон шести русским, а также болгарским и румынским монахам. Ходатайство возымело действие, и в марте 1987 г. в Свято-Пантелеимоновский монастырь прибыли семь человек, за этой группой последовали другие, и ко времени визита на Афон Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II в июне 1992 г. братия монастыря насчитывала 40 человек. Постановлением правительства Москвы от 6 августа 1991 г. в пользование московскому подворью Свято-Пантелеимоновского монастыря был передан комплекс храма св. вмч. Никиты.[58]
Связанная с Русской Православной Церковью за границей братия Свято-Ильинского скита еще в 1957 г. перестала поминать Константинопольского Патриарха, как канонического епископа Святой Горы, по причине своего несогласия с «прокатолической политикой и экуменической ересью» Вселенской Патриархии.[59]
После смерти настоятеля Свято-Ильинского скита схиархимандрита Николая насельники этой обители стали еще резче выражать свою позицию. В конце концов, 20 мая 1992 г. по требованию Синода Константинопольского Патриархата в присутствии его представителей — митрополитов Мелитона и Афанасия скитоначальник архимандрит Серафим (Бобич) и все семеро насельников этой обители были при участии вооруженных полицейских без суда и следствия насильственно изгнаны с Афона. Просьба Московского Патриарха Алексия II заселить опустевший скит иноками из России осталась без внимания. Скит перешел в ведение своего кириархического монастыря Пантократор и вскоре был заселен греческими монахами.[60]
Таким образом, к началу 1990-х гг. на Святой Горе сохранилась лишь одна крупная русская обитель — Свято-Пантелеимоновский монастырь. Однако в дальнейшем начались позитивные изменения в жизни русских обителей Афона. 15 сентября 2001 г. по распоряжению председателя Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата митрополита Смоленского и Калининградского Кирилла (нынешнего Патриарха Московского и всея Руси) была создана рабочая группа по Афону, которой поручили рассмотреть все вопросы, связанные с положением в Свято-Пантелеимоновском монастыре и паломничеством на Святую Гору. К этому времени численность братии монастыря составляла уже около 50 человек и в последующие годы продолжила расти. Нынешнее значительное расширение и укрепление связей России с Афоном дает надежду на дальнейшее возрождение русских обителей Святой Горы.
Примечания
[1] Троицкий П. История русских обителей Афона в XIX-XX веках. М., 2009. С. 151-165.
[2] См.: Петрунина О.Е. Афонский вопрос в 1912-1917 гг. по материалам русских дипломатических источников // Вестник архивиста. 2002. № 1 (67). С. 64-82.
[3] Троицкий П. Указ. соч. С. 163-164; Забытые страницы русского имяславия. М., 2001. С. 299-300.
[4] Архив Свято-Троицкой Духовной семинарии Русской Православной Церкви за границей (РПЦЗ) в Джорданвилле (штат Нью-Йорк), ф. В.А. Маевского, д. Афон; Талалай М.Г. Русский Афон. Путеводитель в исторических очерках. М., 2003. С. 31-32; Троицкий П. Свято-Андреевский скит и русские кельи на Афоне. М., 2002. С. 64.
[5] Троицкий П. История русских обителей Афона. С. 167.
[6] Его же. Свято-Андреевский скит и русские кельи на Афоне. С. 68-69.
[7] Емельянов Н.Е. Представители русского зарубежья. За Христа пострадавшие // XVIII Ежегодная богословская конференция Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета: Материалы. Т. 1. М., 2008. С. 236.
[8] Якимчук И.З. Русские иноки на Афоне в XX в. // Православная энциклопедия. Т. IV. М., 2002. С. 161.
[9] Архив Свято-Троицкой Духовной семинарии РПЦЗ, ф. В.А. Маевского, д. Афон.
[10] Там же.
[11] Там же.
[12] Якимчук И.З. Указ. соч. С. 162.
[13] Знаменательный юбилей. 50-летие священнослужения Архиепископа Гермогена Екатеринославского и Новомосковского, архипастыря Донской армии. 29 июня 1886 года – 29 июня 1936 года. Белград, 1936. С. 28-29.
[14] Преподобный Силуан Афонский. М., 1992. С. 12, 14, 20, 495.
[15] Русский на Афоне Свято-Пантелеимонов монастырь. Святая Гора Афон, 2004. С. 18.
[16] Игумен Н. Сокровенный Афон. М., 2002. С. 61-62; Зубов Д.В. Афон и Россия. Духовные связи. М., 2000. С. 146.
[17] Митрополит Мануил (Лемешевский). Русские православные иерархи периода с 1893 по 1965 годы (включительно). Т. 2. Эрланген, 1981. С. 93.
[18] См.: Церковь Владыки Василия (Кривошеина). Письма, статьи, воспоминания. Сост. А. Мусин. Нижний Новгород, 2004; Архиепископ Василий (Кривошеин). Воспоминания. Нижний Новгород, 1998.
[19] Митрополит Мануил (Лемешевский). Указ. соч. Т. 4. Эрланген, 1986. С. 85-86.
[20] Троицкий П. История русских обителей Афона. С. 258.
[21] Bundesarchiv-Berlin (BA), 62 Di1/85. Bl. 169.
[22] Ebd., R 5101/23175. Bl. 50-52.
[23] Архимандрит Херувим. Современные старцы Горы Афон. М., 1998. С. 738-739.
[24] Игумен Н. Указ. соч. С. 62.
[25] Institut fur Zeitgeschichte Munchen (IfZ), MA 142. Bl. 358909.
[26] Okumenischen Presse-Dienst. Juli 1942. № 27. S. 4; Церковное обозрение. 1943. № 6. С. 8.
[27] Архимандрит Херувим. Указ. соч. С. 259.
[28] Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ), ф. 6991, оп. 1, д. 21, л. 49-50, 83; Якунин В.Н. Внешние связи Московской Патриархии и расширение ее юрисдикции в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. Самара, 2002. С. 145-146.
[29] Синодальный архив РПЦЗ в Нью-Йорке (СА), д. 17/41.
[30] Централен Державен архив София (ЦДА), ф. 791к, оп. 1, е. х. 68, л. 3, 495.
[31] Там же, оп. 2, е. х. 166, л. 11-12.
[32] BA, R 901/69684. Bl. 1-3.
[33] Ebd., Bl. 8-9.
[34] Ebd., Bl. 10, 14.
[35] Ebd., R 901/69687. Bl. 2.
[36] Ebd., Bl. 3, 5.
[37] ГАРФ, ф. 6991, оп. 1, д. 21, л. 85.
[38] Там же, л. 86.
[39] См.: Положение русского монашества на Святой Горе Афон // Pravoslavie. ru
[40] Радић Р. Држава и верске заjеднице 1945-1970. Део 2: 1954-1970. Београд, 2002. С. 380; Якимчук И.З. Указ. соч. С. 162-163.
[41] СА, д. 19/47.
[42] Письма Патриарха Алексия I в Совет по делам Русской православной церкви. 1945-1970 гг. Сборник документов. Т. 1. М., 2010. С. 166.
[43] СА, д. 19/47.
[44] Митрополит Мануил (Лемешевский). Указ. соч. Т. 4. С. 85-87.
[45] СА, д. 19/47.
[46] Архиепископ Василий (Кривошеин). Спасенный Богом. Воспоминания, письма. СПб., 2007. С. 8.
[47] Ангелопулос А. Монашка заjедница Свете Горе. Хиландар, 1997. С. 49.
[48] Письма Патриарха Алексия I в Совет по делам Русской православной церкви… С. 166, 328.
[49] ГАРФ, ф. 6991, оп. 7, д. 141, л. 46.
[50] Деяния Совещания глав и представителей Поместных Православных Церквей в Москве. М., 1948. Т. 2. С. 358-359.
[51] Архив Свято-Троицкой Духовной семинарии РПЦЗ, ф. В.А. Маевского, д. Афон; На святом Афоне // Церковная летопись. Лозанна. 1945. № 2. С. 29.
[52] Власть и церковь в Восточной Европе. 1944-1953 гг. Сборник документов. Т. 2. М., 2010. С. 753.
[53] Якимчук И.З. Указ. соч. С. 163.
[54] Нелюбов Б.А., Э.П.Г. Афинагор I, Патриарх // Православная энциклопедия. Т. IV. С. 87.
[55] Якимчук И.З. Указ. соч. С. 164.
[56] Тарусин М. Афонские будни Фома // 2007. № 1 (45). С. 91.
[57] Якимчук И.З. Указ. соч. С. 165.
[58] Там же. С. 165.
[59] Иеромонах Николай. О событиях на Афоне // Православная Русь. 1993. № 12, С. 13.
[60] Иеромонах Николай. Указ. соч. С. 13.
Источник: «AFONIT.INFO»