В прошлый раз (Беседа 11-я), если помните, мы говорили о молитве, о подвиге умного делания, однословной молитвы. Говорили о практических вещах, которые помогают тому, кто действительно хочет отдать себя этому святому деланию – молитве. Самое совершенное дело, которое может творить человек в этом мире, которое является деланием вечности, делом будущего века, то делание, которое будет присуще людям на всем протяжении жизни, а скорее – во веки вечные Царствия Божия, тем, кто сподобится Царствия Божия. То, о чем мы говорили в конце в прошлый раз и на чем мне хотелось бы заострить внимание, – это то, что в молитве применяют разные практические методы. Поскольку человек обладает и телом, и умом, и разумом, ему свойственно телесное существование, потому существуют и способы, благодаря которым он может собрать свой ум, собрать внимание.
Однако суть молитвы гораздо глубже, чем все эти способы. Она заключается в единении человека со Христом в духовном пространстве Церкви, в пространстве духовного исцеления от страстей, в пространстве причастия Святым таинствам Церкви. И в конечном счете самый лучший и безопасный путь – это путь покаяния и смирения. Молитва, творимая со скорбью, со слезами, с болью, с покаянием, никогда не приведет человека к прелести, никогда не прельстится человек, молящийся с великой болью и великим смирением. А если в душе не имеется таких предпосылок, тогда нам нужно быть очень внимательными, чтобы молитвенное делание не было искаженным и поддельным.
Итак, мы сейчас читаем второй параграф, 47-ю страницу. Мы прочли, что через чистую умную молитву подвижник научается великим тайнам духа. «Сходя умом в сердце свое, сначала вот это – плотяное сердце, он начинает проникать в те глубины его, которые не суть уже плоть. Он находит свое глубокое сердце, духовное, метафизическое, и в нем видит, что бытие всего человечества не есть для него нечто чуждое, постороннее, но неотделимо связано и с его личным бытием» (книга «Старец Силуан», глава 2-я).
Видите, когда кто-то начинает молиться, он мобилизует все свои телесные и душевные силы, входя даже, как говорит здесь старец, в плотяное сердце. Внимание всех его сил концентрируется в сердце. Как мы уже говорили прежде, сердце – это не только орган, часть нашего тела, которое отвечает за работу нашего сердца, но это и центр всех душевных сил, силы разума. Центр нашего бытия, нашей ипостаси – это именно сердце. Через усердие в молитве, понуждая свой ум пребывать в сердце, сосредотачивая все свои силы в молитве – и душевные, и телесные, человек обретает свое сердце, ум входит в сердце человека. Однако это еще не есть искомое. А искомое состоит в следующем. Когда человек найдет средоточие своего бытия, научится молиться в этом душевно-телесном пространстве, тогда, если он будет правильно держаться смиренномудрия и духовного молитвенного делания, тогда он откроет, что глубина его существа, глубина его сердца, глубина его бытия духовна, метафизична, что она вне этой жизни, и тогда открывается дверь вечности, открывается дверь тайн Божиих. Он узнает, что в этой глубине его бытия – все человечество, весь человек. Тогда он начинает видеть другого человека не как нечто чуждое, но как нечто, связанное с ним самим. Как говорит далее преподобный Силуан, «ближний наш есть жизнь наша» (книга «Старец Силуан», глава 2-я). Поэтому заповеди Божии, как вы понимаете, – величайшие заповеди Божии, из которых проистекают все остальные (и мы можем сказать, что весь закон Божий, о котором говорят и Христос, и пророки), и все наше делание заключено в двух заповедях. Первая заповедь: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем разумением твоим» (Мф. 22: 37), а вторая, подобная первой: «Возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Мф. 22: 39). Полюби своего ближнего, не просто принимая его и чувствуя себя приятно рядом с ним, но эти слова «возлюби ближнего, как самого себя» означают любить его так, словно это ты сам, не чувствовать, как кого-то другого. Человек, который рядом с нами, наш ближний, – это я сам. Таково значение этих слов – «возлюби ближнего, как самого себя».
Конечно, чтобы человеку достичь этого, требуется целая борьба. Вы прочтете в этой книге, в автобиографии старца Силуана, что вся его жизнь была борьбой за такую совершенную любовь. А человек, совершенный в любви, – это по-настоящему здоровый человек, совершенный человек во Христе. Мы же обретаемся на пути к этому.
Однако это не значит, что мы должны оправдывать себя: «Раз я еще не достиг этого совершенства, ничего, что во мне есть немного ненависти, немного враждебности», оправдывать себя, что в нас нет такой любви. Видя и зная о совершенстве духовной жизни, а с другой стороны – о своем несовершенстве, мы достигаем определенного смирения, духовной скорби о своих слабостях, о том, что мы нездоровы, что мы далеки от естественной жизни. Нередко мы замечаем это в своих отношениях с людьми.
В таинстве Исповеди я часто спрашиваю о любви к ближним, особенно молодых ребят, сердце которых пока еще не огрубело, пока они еще не уверились в том, что с ними все в порядке, как бывает, когда человек приближается к среднему возрасту: люди верят, что они делают все хорошо, что они не грешат, не испытывают каких-то духовных потребностей.
Я люблю спрашивать молодых людей, которые сталкиваются с разными проблемами, ощущают, что их душевный мир не имеет полноты, не видят смысла: «Ты любишь какого-то человека?» Он начинает думать и отвечает: «Отче, знаешь, действительно, я никого не люблю…»
Много раз я слышал в ответ: «Я не только не люблю никого, но и ненавижу своих ближних, ненавижу людей». И одно только это, что ты ненавидишь другого человека, показывает, какая духовная болезнь существует в твоей душе, какая пустота в этом человеке.
Но даже когда мы не ненавидим, а просто никого не любим, означает, что мы нездоровы, поскольку тот человек, который не любит, не понял ничего, не нашел себя. Потому что тот, кто нашел себя, обязательно любит.
Когда я говорю «любит», я имею в виду не то, что мы видим на улицах, в школе, в университете, когда ребята (от нечего делать чаще всего) начинают встречаться друг с другом (порой и дети начальной школы приходят на Исповедь, ученики начальной школы, и говорят, что они встречаются с кем-то или хотят встречаться, иметь связь). Я спрашиваю ребят: «А вы знаете, что такое связь?» Откуда детям знать? К сожалению, мы научились плохому значению… Они вступают в связи, которые становятся действительно «оковами»[1]. Хотя настоящая любовь освобождает человека, и тот, кто любит, освобождает себя ото всех уз, которые его окружают, и оставляет свободным того, кого он любит. А такие «связи» связывают, во-первых, нас самих, а во-вторых, – и ближнего. И в итоге что выходит? Порабощение. Поскольку в нас живет эгоизм, то, когда мы любим, полагаем, что наш возлюбленный должен иметь единственной заботу – о нас, и мы не принимаем, что он может заниматься чем-то еще, кроме того, что касается нас. Требуем этого, поскольку мы якобы любим. Но такая связь есть порабощение, мы порабощаем ближнего своей неверно понимаемой любовью, эгоистичной любовью, движимой эгоистичными мотивами и побуждениями. Такая любовь – корыстная. И одновременно мы порабощаем самого себя: заставляем себя переживать, мучиться, страдать, и вместо того, чтобы любовь делала нашу личность совершенной, придавала ей полноту, помогала чувствовать наполненность и тому, кого мы любим, давать чувствовать себя свободно и прекрасно, мы порабощаем себя и ближнего.
Такое порабощение побуждает избегать друг друга. Порой, когда кто-то говорит: «Отче, мы Вас так любим!», меня бросает в холодный пот от такой любви. Потому что такая любовь означает: «Раз мы тебя любим, значит, мы должны тебя поработить». Это нездоровая любовь. Жена любит мужа, значит, он должен стать ее рабом, не должен думать ни о чем ином, не должен заниматься работой, не должен ходить на работу, не должен думать про свою маму, сотрудничать со своими товарищами, потому что его любит его жена. Но так не получится. Если ты требуешь себе хотя бы кусочек личности и бытия ближнего, это вызовет противостояние. То же самое происходит и с мужьями, которые любят, так сказать, своих жен и не позволяют им даже с бакалейщиком поговорить. Ревнуют, когда жена попросит пару буханок хлеба у бакалейщика. Но это нездорово, хотя и происходит якобы от большой любви.
В одной притче повествуется, как одна медведица, которая очень любит своего медвежонка, обнимает его, чтобы показать всю свою теплоту и всю свою любовь, и душит его, поскольку он совсем маленький, а она обладает огромной мышечной силой, сжимает его и убивает. Такова любовь, которая проистекает не из здорового сердца.
А любовь духовного человека – это действительно кислород. Она дает тебе свободу. Ты радуешься, когда тебя любят святые люди, поскольку они, любя тебя, освобождают. Через любовь, которую они дают тебе, чувствуешь и ты себя свободным, чувствуешь совершенным, тебе передается состояние этого человека, словно и ты становишься таким же. Это удивительно! Насколько настоящая любовь созидает полноту в человеке. Ведь действительно любовь дает человеку ощущать полноту.
Писание говорит: «Бог есть любовь» (1 Ин. 4: 8), поэтому и человек есть любовь, будучи сотворен по образу и подобию Божию, но любовь, главной чертой которой является жертвенность. Потому что Бог, богатый любовью и милостью, умалился и предал Себя на Крест ради нас. Когда мы следуем этим путем в своей жизни, когда мы любим, тогда мы совершенные люди. Мы можем сказать: человек, не познавший любви Божией, не переживавший духовного состояния молитвы, не может любить, поскольку молитва – это действие, в котором человек умаляет себя, чтобы встретить Бога. Если мы не опустошим себя от собственного «я», не принесем себя в жертву, не пожертвуем всяким наслаждением, удовольствием, всякой иной любовью, чтобы встретить Бога в абсолютно пустом месте в любовном единении, тогда мы не сможем познать, что это за сила, каково действие любви. Это великая тайна, о которой мне сложно говорить, мое слово не обладает силой объяснить этого. Однако, полагаю, что каждый из нас что-то понимает, читая слова святых отцов, видя свои ошибки в повседневной жизни, видя, как совершенные во Христе люди, святые люди действуют совершенным образом.
«Чрез любовь Христову все люди воспринимаются как неотъемлемая часть нашего личного вечного бытия» (книга «Старец Силуан», глава 2-я). Видите, любовь побеждает смерть. Есть один парень, который настойчиво спрашивает меня, будет ли он после смерти продолжать любить свою супругу (или будущую супругу). Я говорю ему: «Деточка, когда мы умрем, у нас уже не будет нужды в такой любви». Ему не понравился мой ответ, показался плохим, поскольку он хотел любить свою жену и после смерти. Я сказал: «Желаю тебе всегда так чувствовать!» Обычно только 5–6 месяцев такое настроение сохраняется. Но я пожелал ему так же чувствовать всегда. Я искал слово, чтобы дать ему ответ. Во мне вызвало уважение его отношение, подумал: «Браво – за такое отношение к супруге!» Действительно, так и есть: любовь не прекращается после смерти. Во второй раз он пришел и снова спросил о том же. Вспомнилось, как один старец на Святой Горе в похожей ситуации сказал: «После смерти мы будем любить Бога, а любя Бога, будем любить всех, а поскольку мы всех любим, то будем любить и свою супругу, и своих детей, и остальных». Он обрадовался, что любовь будет продолжаться и после смерти.
Действительно, это так и есть. Любовь не обрывается и в момент смерти. Только если она настолько нездорова, что заканчивается уже и в этой жизни. Человек, который не сможет войти в Царствие Божие, не сможет общаться с Богом после смерти, и в этой жизни не умел любить. А раз он не любил здесь, то не сможет любить и потом. Поскольку смерть – это не что иное, как биологическое событие, простое, когда тело остается на земле, а душа, освободившись от тела, уходит в духовное пространство Божие и продолжает переживать то, чем она жила здесь: если любила здесь, то и там будет любить, если была озлобленной здесь, будет в озлоблении и там. Как говорил старец Паисий одному пареньку, который курил и спрашивал:
– Отче, разве сигарета – это грех?
– Знаешь, деточка, тот, кто курит в этой жизни, будет курить и в иной.
Хотел сказать ему: «Разве будут курить в будущей жизни?» Простой пример. Но, действительно, духовное состояние человека в этой жизни будет продолжаться и в вечной. Конечно, без внешних вещей – сигарет и тому подобное, но духовные нужды, а скорее, духовные болезни продлятся и там.
«Заповедь – любить ближнего, как самого себя, – он начинает понимать не как этическую норму; в слове «как» он видит указание не на меру любви, а на онтологическую общность бытия» (книга «Старец Силуан», глава 2-я).
Это сложное слово, чтобы нам понять его. Но мы часто говорим об этом и должны говорить, чтобы мы знали и понимали, в чем заключается суть, содержание этих состояний. Нравственность в Церкви не является совершенством – ни нравственные законы, ни степени духовного состояния. Совершенство заключается тогда, когда человек ощущает здоровую работу душевных сил как нечто естественное, онтологическое, – так теперь он существует и не может иначе. Такое естественное состояние есть результат его подвига, результат его молитвы, результат его встречи с Богом. Если мы опустим понимание духовной жизни на уровень моральных законов, на уровень степеней, будем говорить: «Я сейчас на этом уровне или на том уровне»», тогда все оказывается в ином пространстве, не там, где действует живой Дух Божий, а действует человеческий разум. Запад лишился живой благодати Духа Святого и превратил Евангелие в правило, в нравственный закон.
Поэтому часто мы слышим в проповедях, в храмах, на катехизических беседах, на школьных уроках по религии о нравственных законах, о морали, о нравственном кодексе, о нравственных началах и тому подобных моралях. Словно в Евангелии не существовало некоторых вещей, кроме всего этого нравственного. К примеру, когда Христос сказал, что мытари и блудники предваряют нас в Царствии Божием, тогда на основании какого пункта нравственного кодекса мытари и блудницы, грешники войдут в Царствие Божие? Какая здесь нравственность? Какая степень нравственности может оправдать этих людей? На Западе это было бы невозможно, немыслимо, однако в Церкви Христовой, в Православной живой Церкви существует именно такое свидетельство Духа Святого. Конечно, нравственность существует, но сущность, содержание духовной жизни, борьбы – это не нравственные законы и степени, но покаяние.
Разбойник на Кресте покаялся, и тут же был спасен. И блудницы, и мытари, и все те, кого Евангелие называет грешными людьми, погруженными во грех, обрели покаяние как единственный путь жизни. В то время как фарисей, который исполнил все нравственные предписания, но не знал, что не через нравственные установления мы входим в Царствие Божие, а через покаяние, потому, как говорит Христос в этой притче, не был спасен, но ушел осужденным от Бога, поскольку понадеялся на свои дела. И человек, который опирается на свои дела, уже удалился от Бога и пребывает в духовной тьме. И если хотите провести тест на свое здоровье (как мы проходим обследование, когда приходим к врачу), загляните внутрь себя: если не находите ошибок, не находите греха, если не находите причин поплакать и поскорбеть о себе перед Богом, это означает, что духовная смерть начала охватывать части вашего тела. Подобно одной болезни (не помню, как называется), которая постепенно охватывает человека: сначала – его ноги, потом – колени, потом поднимается выше и выше, пока не достигнет сердца, и человек умирает.
Так происходит и здесь, когда человек полагает, что он хороший, что ничего плохого не сделал в этом мире, всегда находит себе оправдание, всегда находит, что сказать: «Да, я так сказал, но я был в сложном положении. Я имел право так поступить, я прав. Меня обижают, давят на меня, клевещут. Я должен был так поступить, не мог сделать иначе». Оправдывает себя, не находит в себе причины поплакать, поболеть, поскорбеть, покаяться. Тогда такой человек определенно болен духовно серьезной болезнью, смертоносной для духа. В то время как человек, который плачет, который понимает, что обретается далеко от Бога, понимает, что дела его – не по Богу, что они не согласны с волей Божией, не ведут в Царствие Божие, и это чувство рождает в нем боль и скорбь, и такой человек стонет, воздыхает по причине своего положения. Такой человек, даже если он утопает во грехе, гораздо ближе к Богу, чем тот, который не находит в себе причин поскорбеть и покаяться.
И эта причина столь серьезна, что Бог предпочитает, чтобы человек утопал во грехах и вопиял среди греха, болезновал, плакал в страшных грехах, чем не имел бы грехов, соблюдал бы моральный кодекс, нравственные законы и не чувствовал бы никогда повода вопиять ко Господу. Такой человек – в гораздо худшем состоянии.
Очень часто мы видим перед собой такую картину: видим людей, которые пребывают в Церкви, подвизаются духовно, постятся, исповедуются, молятся, ходят в храм, изучают слово Божие, совершают аскетические подвиги, подвизаются, однако же, несмотря на это, в них живут ужасные страсти, часто они впадают в плотские страсти. И хотя нет причины, чтобы их бороли плотские страсти или чтобы предаваться плотским страстям, поскольку это люди зрелого возраста, это не те люди, которые стремятся в ночные клубы, в притоны, которые разжигают страсти. Это не те люди, которые охотятся за такими вещами; напротив, это очень воздержанные люди, очень мудрые и очень серьезные. Однако, несмотря на это, в них ощутимо происходит необъяснимая борьба, в основном – плотская брань, и случается падение во грехи, что не получается оправдать нашей логикой. И хотя они плачут, стенают (я даже видел людей, проливающих потоки горьких слез) от того, что впадают в грехи, каются, но через пять минут снова их охватывают страсти, имеющие над ними такую власть и силу, что берут их и ведут, словно заключенных, и снова бросают в грехи. Мы задаемся вопросом: «Почему же этот человек никак не освободится? Почему не может освободиться от этих страстей, почему Бог не заберет его из этих страстей, ведь он плачет, страдает, борется?» Причина же заключается в том, что душа не смиряется. А Бог предпочитает смиренное и сокрушенное сердце, пусть и среди греха, чем высокосердых людей, жестких людей по их «нравственному» сердцу, которое придерживается лишь соблюдения внешних законов.
И действительно, сколько раз я исследовал это в самом себе и в других людях, видел, как только люди ненадолго немного освобождаются, на один месяц, на краткий срок от этого бича, который воспитывает их и смиряет, как тут же начинается превозношение, тщеславие, гордость, эгоизм, человек начинает показывать себя, возноситься. Тогда снова возвращается бич, ударяет сверху, и через этот бич человек смиряется. Как говорил пророк Давид: «Благо мне, яко смирил мя еси, яко да научуся оправданием Твоим» (Пс. 118: 71). То есть это дело благое, доброе, что ты смирил меня, чтобы я научился Твоим оправданиям, чтобы я научился слову Твоему, пути Твоему. И как еще говорит в другом месте Давид, который, как вы знаете, хотя и был пророком, хотя и был практически совершенным человеком, однако впал в великие грехи, в два смертных греха: убийство и прелюбодеяние совершил Давид.
В другом псалме он говорит Богу: «Ты вознес меня и низверг меня» (Пс. 101: 11), то есть ты поднял меня очень высоко и бросил меня вниз (как осьминога, которого мы отбиваем) для того, чтобы сокрушить наше мудрование. Сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит, Бог никогда не отвергает сердца сокрушенного и духа сокрушенного.
И снова в другом месте говорит Давид, описывая свое состояние: «Истаял еси яко паучину душу его» (Пс. 38: 12). Когда мы видим иногда на стене паутину, снимаем ее пальцем или тапком, паутина разрушается, исчезает. Он говорит Богу, что Он сокрушил, истаял его, то есть растоптал и раздавил, скажем так, мою душу, как разрушают паутину. Но за все это пророк Давид благодарил Бога, был признателен Ему. И в конечном счете и мы с вами за все испытания, за все сокрушения, за каждое разбивание нашего сердца среди разных бедствий и искушений, среди разнообразных приключений будем благодарить Бога всей силой своего существа, даже за наши трагические смерти – или нашу собственную, или людей рядом с нами. Именно потому, что духовная жизнь онтологична, наше существование – это опыт, бытие, которое выходит за рамки событий этого мира.
По этой причине часто и я расстраиваюсь и начинаю нервничать, действительно раздражаюсь, когда прихожу на разные собрания, где начинают говорить о Боге, о Христе, Который принес нам евангельскую мораль, нравственное послание Евангелия, нравственные ценности, а нас, иереев, считают за мумии, как мумии фараонов, которые имеют огромную ценность, поскольку они свидетельствуют о той эпохе, дают огромный вклад в науку: «Ученые, изучая мумии и пирамиды, узнали о многих вещах!» И нас, священников, Церковь, воспринимают как археологические мумии. Хотя мы не таковы, слава Тебе, Боже! Церковь есть Слово Жизни, вечной жизни в этом мире. Мы не таковы, как они полагают, по этой причине мы даже не религия. Мы Церковь, собрание верующих в месте, где является слово Божие, мы есть опыт Христа в мире.
Хотите о чем-то спросить? Перейдем тогда к следующему параграфу. Знаю, что вы хотите спросить, но стесняетесь. Стеснение – хорошая вещь, но в меру.
Чтобы подкрепить это слово о любви, старец Софроний приводит отрывок из Евангелия: ««Отец не судит никого, но весь суд дал Сыну… потому что Он Сын Человеческий» (Ин. 5: 22–27). Сей Сын Человеческий, Великий Судья мира, – на Страшном Суде скажет, что «единый от меньших сих» есть Он Сам; иными словами, – бытие каждого человека Он обобщает со Своим, включает в Свое личное бытие» (книга «Старец Силуан», глава 2-я). Здесь Бог Слово, Христос, говорит, что Отец, Бог Отец, первое Лицо Святой Троицы, не судит никого, но весь суд Он отдал Сыну, потому что Сын стал человеком, потому что Он есть Сын Человеческий. А почему же он отдал суд Сыну? Каким образом судит Сын? Это просто. Суд Божий – это созерцание Бога, Сына Божия, Христа во славе Бога Отца.
Во Второе Пришествие все мы увидим Христа как Богочеловека, как Бога и Человека, увидим человеческую природу Христа во славе Бога Отца. Это созерцание Бога и есть Суд для нас. Тогда мы поймем, что мы разлучились со Христом, с Сыном Человеческим, потому что мы не захотели в этой жизни отказаться от своих грехов и своих страстей, а по этой причине мы уже не можем воспринять величайших даров, величайших благ, которые подал нам Бог в Своем Воплощении. Ведь Он Сам стал человеком и отдал Себя нам. Мы спасаемся, не только соблюдая заповеди, но наше соблюдение заповедей означает причастие делу вочеловечения Христа. Поэтому основным является наше Причастие Телу и Крови Христовых. Не существует, не может существовать обожения, не может существовать духовной жизни без причастия Тела и Крови Христовых. Таков Суд Сына Человеческого.
Сделаю небольшое отступление. По этой причине великий грех – осуждать других людей, поскольку, когда мы судим и осуждаем других, означает, что мы не имеем любви. Если бы мы полюбили ближнего и стали бы видеть ближнего, как самого себя, тогда мы не стали бы его судить, что бы он ни делал, а смотрели бы на него с огромной симпатией и сопереживанием, как мы смотрим на самих себя, когда согрешаем.
Перейдем далее. Христос «на Страшном Суде скажет, что «единый от меньших сих» есть Он Сам» (книга «Старец Силуан», глава 2-я). Господь сказал образно: «Когда же приидет Сын Человеческий во славе Своей и все святые Ангелы с Ним, тогда сядет на престоле славы Своей… Тогда скажет Царь тем, которые по правую сторону Его: приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира: ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня; был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне. Тогда праведники скажут Ему в ответ: Господи! когда мы видели Тебя алчущим, и накормили? или жаждущим, и напоили? когда мы видели Тебя странником, и приняли? или нагим, и одели? когда мы видели Тебя больным, или в темнице, и пришли к Тебе?» (Мф. 25: 31, 34–39). Люди скажут: «Когда мы видели Тебя? Мы жили через две тысячи лет после Тебя, когда же мы могли видеть, как Ты голодал и жаждал?». Тогда Христос скажет им: «Так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне» (Мф. 25: 40). А потом скажет и остальным: «Идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его: ибо алкал Я, и вы не дали Мне есть; жаждал, и вы не напоили Меня; был странником, и не приняли Меня; был наг, и не одели Меня; болен и в темнице, и не посетили Меня» (Мф. 25: 41–43). Идите ко диаволу, который отрекся от любви Божией. Скажет им такое же слово: «Если не сделали для братьев меньших, то и Мне не сделали» (см.: Мф. 25: 45).
Остановлюсь здесь немного, поскольку сейчас и время подходящее. К сожалению, я говорю это с огромной грустью: мы, христиане, люди весьма жалкие, злополучные, скудные. В то время как на остальные вещи у нас находится много сил, мы делаем невозможное возможным, имеем и экономические средства, обладаем временем, силами – всем; мы спешим, делаем, трудимся и так далее. Но когда приходит момент пожертвовать, помочь кому-то из наших братьев, помочь какому-то доброму делу, которое совершается, помочь какому-то делу, полезному для общества (поскольку милостыня – это не только подать нищему, милостыня – это помочь делам, которые помогают бедным, помогают миру). Например, когда строится храм – это милостыня, потому что этот храм станет местом, где собираются и спасаются души людей. Смотрите, мы сейчас сидим в храме. Не знаю, кто его строил. Мы умрем через 20–30–40–50 лет, не знаю точно, когда. А этот храм будет существовать, сюда станут приходить наши дети, наши внуки. В этом храме будут венчаться люди, креститься, исповедоваться, здесь будут отпевать людей, будут молиться, спасаться, причащаться. Здесь совершается духовное делание, в этом пространстве. Те, кто построил этот храм, становятся причастны к этому духовному делу. Как и те, кто построил больницу, иное учреждение для бедных. И вот, когда наступает час, чтобы мы проявили любовь деятельно, на поверхность выходят наши скупость и мелочность. Почему? Потому что мы не поняли, что любовь означает жертву. А если мы не жертвуем собой, то не можем любить, не можем выйти за рамки себя, не можем победить свое корыстолюбие. А если мы не можем победить своего корыстолюбия, то мы не можем видеть Бога, поскольку тот, кто не любит ближнего, не любит и Бога, не может полюбить Бога.
Видите, что сказал Христос об этих людях? «Брата Моего меньшего» (см.: Мф. 25: 45). А что означает меньшего? Меньший означает и глупый, и наивный, и неудачливый, и нетрезвый, и непутевый, и лентяй, и нехороший человек, и несчастный, и жалкий. Некоторые взяли моду говорить: «Что мне дать этому человеку? Пусть он работает. У него было столько денег, и он все потерял. Почему он теперь приходит и просит у меня?» Деточка, если бы он был таким же умным, как ты, то не попал бы в такое плачевное положение. Он жил бы не хуже тебя. Но помимо того, что он сейчас оказался в бедности, видимо, и ум его не столь велик, он не слишком удачлив. Похоже, что он не умеет обращаться с деньгами, распоряжаться своей жизнью. Бывают люди, которые живут бедно по наследственности, по причине болезней, из-за привычек. Само собой, это честные, правильные, очень хорошие люди, достойные всякой похвалы. А бывают люди, которые стали бедными по своей твердолобости. Однако и они «меньшие» братья Христу. Мы не можем тут начинать все эти расследования: «Почему? Кто? Как?» Все это не к лицу духовному человеку. Конечно, если придет кто-то пьяный и станет просить денег, чтобы купить выпить, я не дам ему. По любви не дам, потому что если дам, то значит, что не люблю его. Но даже не дам ему денег – с любовью, поговорю с ним с любовью и приму его с любовью. И если кто-то придет к нам просить денег, а мы станем строго говорить с ним, чтобы он понял, чтобы постарался не быть лентяем, попробовал бы делать, что может, подключить голову, чтобы работать хотя бы немного, то эта наша строгость в тот момент будет происходить из любви.
Строгость должна быть с любовью. Мы иногда должны быть и строгими, поскольку, к сожалению, люди не понимают и нуждаются, чтобы их немного подтолкнули, чтобы они почувствовали, что необходимо действовать иным образом. Однако если наши дела и движения не по любви, и мы проявляем себя жестоко и немилостиво перед другими, тогда будем знать, что в нашем сердце вовсе нет милости и любви милостивого Бога. Я видел много примеров и в своей жизни, и в жизни добродетельных людей: сколько раз, когда они отказывались помочь, потом их оставляла благодать Божия, оставлял Бог.
Я видел очень часто, как наши старцы принимали отъявленных негодяев, негодяев с «дипломом», скажем так. Если бы существовала школа, в которой готовили бы негодяев, то эти закончили бы ее со степенью доктора. Они приходили и обкрадывали их, грабили старцев! И когда я говорю обкрадывали, имею в виду, что забирали не только то, что было в избытке, но последнее забирали. Не постесняюсь сказать, что мы жили на Святой Горе очень просто, что порой и есть было нечего. Когда мы жили в скиту, то еду на каждый день приходилось отмерять, переживали огромные финансовые затруднения. То есть 500 драхм, две лиры, три лиры были огромным достоянием для нас. А на 500 драхм можно было купить три йогурта (которые было и не купить подчас). Это было праздничной, пасхальной трапезой – покушать йогурта или чего-то такого. Мы занимались рукоделием, чтобы зарабатывать на жизнь. И когда приходили эти люди просить, они забирали все, что мы заработали, и на всех нас приходилось экономить. Ладно бы они просили по нужде, ладно, ничего. Но человек приходит через месяц, говорит, что сделал операцию на позвоночнике, в следующем месяце – поставил на сердце аппарат, через месяц – опухоль в головном мозге надо удалять, потом – жидкость из легких. 12 болезней, которые повторяются каждый месяц. Старец иногда, когда они подходили к нему, начинали: «Знаешь, геронда…», отвечал: «Подожди, подожди. Не надо говорить неправду. Скажи, что хочешь, чтобы я дал тебе денег, и не надо мне рассказывать про жидкость в легких, не надо каждый раз находить какую-то болезнь. Ты же уже два-три месяца назад рассказывал мне про эту болезнь». Тем не менее давали им денег. Но сколько раз случалось, если не давали, Бог оставлял их, оставляла благодать Божия (я видел это во многих добродетельных людях, не стану называть их имен, они живы пока). Сколько раз, когда они отказывали, движимые человеческой логикой – проявить рассуждение, не давать, не только благодать Божия оставляла их, но Господь воспитывал их определенным образом.
Однажды в монастыре Дионисиат на Святой Горе в период оккупации, когда в Греции был сильный голод, произошел такой случай. У монастыря было подворье в Халкидики. У них случился большой урожай пшеницы, которую они решили собрать в житницы, чтобы хотя бы хватило на выпечку просфор для Божественной литургии, а хлеб не пекли – такая экономия была. Тогда в Дионисиат приходили многие люди из разных мест, много подвижников из разных пустынных скитов, чтобы взять хлеба, пшеницы, вина, масла в качестве милостыни. Бесплатно брали. И мы приходили и брали. Тогда там был один игумен, которой, будучи движим человеческой логикой, решил: «Смотрите, не будем сейчас давать. Время оккупации, голод, германцы забрали всю пшеницу. Нам надо экономить в монастыре».
В субботу пришли подвижники, как обычно, и им сказали: «Простите, мы вам не можем больше давать. Каждый сам будет для себя искать, пока переживем эти сложные обстоятельства. Нас много в монастыре, мы не можем». Добродетельные монахи, старцы подошли к игумену, сказали: «Геронда, знаешь, так нехорошо, как ты поступаешь. Ты перестал давать милостыню. Бог отнимет благодать Свою от нас. Это неправильно. Пришли подвижники, а мы ничего им не дали». «Но мы не можем. Не видите, у нас нет ничего! Немного пшеницы, которая у нас есть, хватит на просфоры. Если мы отдадим ее, то через месяц ничего уже не будет. Не сможем Литургию совершать». Что тут скажут отцы? Игумен, старец… Ничего не сказали, ушли к себе в келии. Через два-три дня, когда они проснулись утром, увидели внизу, у побережья, что вся их пшеница упала в море. Бегут вниз, смотрят: что там? Пожелтело море. Пшеница в море. Что произошло? Прибежали тысячи-миллионы муравьев в хранилище, взяли всю пшеницу и выбросили ее в море. Не осталось ни крупицы зерна в житнице! Это произошло в наши дни. Еще живы отцы, которые были свидетелями того, как это произошло, когда они не стали давать милостыню, понадеявшись на свою пшеницу. Господь забрал у них, чтобы они научились не опираться на такие вещи.
В мои дни в одном из монастырей Святой Горы, в монастыре Симонопетра, трижды глиняные сосуды сами наполнялись маслом. Один раз, примерно 7 лет назад, отцы вымыли глиняные сосуды (то есть деревянные бочки, а не глиняные сосуды), которые вмещают 2–3 тонны масла каждая. А на Святой Горе масло – это основная еда. Каждый монастырь использует 6–8 тонн масла в год – и для лампад, и для всего. Это не как в миру, где люди приносят масло в храмы. Там никто не приносит масла. Там мы должны сами делать масло, собирать оливки, отжимать масло или покупать его. У отцов закончилось масло, они вымыли бочки, оставили их просохнуть, вернули обратно, заказали масло из Салоник, из Халкидики, ждали, что придет. Вечером они совершали бдение. А храм находится над хранилищем, над тем местом, где хранилось масло. Услышали какой-то шум внизу, не поняли, что это было.
Утром пошли посмотреть. Что же они увидели: все бочки были наполнены маслом, тонны масла! Не стали никому рассказывать. Это произошло 7–8 лет назад. Решили никому не говорить, потому что никто не поверит, а только станут называть их фантазерами.
Прошли годы, закончилось это масло, оливковое масло, зажигали лампады на нем. Закончилось. На следующий день оно увеличилось до половины. Масло уже дошло до дна, келарь пошел в хранилище с сосудами. Там, на Святой Горе, у нас есть длинные, огромные ложки («мастрапас» называются на Кипре), у них очень длинная ручка, и такими ложками мы набираем масло. Одной ложкой достаем по килограмму масла. Он знал, поскольку каждый раз сам приносил масло из хранилища, что уровень уже был низким, взял большую ложку, зачерпнул так, чтобы она достала до дна бочки, но только он погрузил туда свою руку, она сразу же оказалась в масле. Все бочки наполнились сами! Во второй раз. Снова не стали никому говорить.
И вот 2–3 года назад на бдении в честь Введения во храм Пресвятой Богородицы, когда снова они промыли все бочки, просушили и вернули на место, утром обнаружили, что снова все бочки наполнены маслом. Тонны масла! Чудесным образом, сами по себе. Конечно, когда это случилось в третий раз (а там живут не два-три человека, а 60 монахов), взяли масла из бочек, отправили в Патриархию, в разные монастыри, послали людям благословение и рассказали о чуде Богородицы. Но так случалось не только там. И в Ватопеде происходило 2–3 раза, и в других монастырях, в других келиях, в других местах, где жили подвижники, именно потому, что люди надеялись на Бога, давали милостыню, возлюбив Бога превыше всего.
На этом я завершу то, что я хотел сказать сегодня.
Поскольку сейчас дни празднования Рождества Христова, дни, когда, как бы то ни было, пусть и по-мирски – с витринами, огоньками, как это у нас происходит, мы вспоминаем, что Бог стал человеком ради нас, по крайней мере мы, которые хотим быть людьми Церкви, давайте будем подвизаться, чтобы проживать по-настоящему этот период. Не будем богохульствовать и нечестиво праздновать Рождество по-мирски, предаваясь мирским обычаям и мирским глупостям, как это делают язычники. Язычники празднуют праздники за едой и питьем, играя в карты, предаваясь всем этим глупостям. Таковы языческие праздники. Но Бог не желает таких праздников. Не только не желает, но и ненавидит их, отвращается от них. Лучше вообще не праздновать тогда Рождество. Если мы хотим праздновать Рождество (а Рождество – каждый день для нас, если быть точными), мы должны посвятить больше времени молитве, чтению, духовному деланию, Исповеди, Причастию, посту. А сейчас – время поста. Если вы не постились до этого, по крайней мере сейчас начните подвизаться, попоститесь, чтобы сердце наше немного подготовилось принять Христа. Если Христос не придет в наше сердце, то для нас не будет Рождества. Подготовимся и делами любви. Давайте немного претерпим лишения, подадим не от избытка своего, а от недостатка, это имеет ценность. Лишить себя чего-то, чтобы дать своим братьям.
(Продолжение следует…)
Митрополит Лимасольский Афанасий.
Перевела с греческого Мария Орехова
[1] По-гречески слово «связь» – «δεσμός», означает «узел, то, чем связывают, оковы, узы».