К 35-летию возрождения Полоцкого монастыря: беседа с игуменией Александрой (Жарин)

Полоцкий монастырь, начало 1990-х годов

6 июля 1989 года Священный Синод Русской Православной Церкви принял решение о возрождении Спасо-Евфросиниевского женского монастыря в городе Полоцке. Тогда же была восстановлена и древняя Полоцкая епископская кафедра, которую поручили возглавить насельнику Троице-Сергиевой лавры игумену Димитрию (Дроздову). Хиротония о. Димитрия во епископа состоялась 23 июля 1989 года.

Первые 14 насельниц в Полоцкий монастырь прибыли только 3 июля 1990 года. Две из них – послушница Зинаида Жарин (ныне игумения Александра) и послушница Лия Заиц (ныне монахиня Василисса) – сегодня подвизаются в Брестском Рождество-Богородицком монастыре, что на Госпитальном острове Брестской крепости.

Для них 3 июля – особая дата. Именно с нее сестры ведут отсчет возрождения Спасо-Евфросиниевского монастыря. К 35-летию возрождения обители предлагаем интервью монахини Иустины с игуменией Александрой (Жарин), настоятельницей Брестского Рождество-Богородицкого монастыря.

 

 

– Матушка Александра, скажите пожалуйста, как возникла идея переезда сестер в Полоцк из Жирович и возрождения женского монастыря? Кто был ее инициатором?

– Как сказать – идея? Мы идеей жили много-много лет, поскольку, когда закрыли Полоцкий и Гродненский монастыри в 1961-м году, сестры оказались невольными насельницами мужского монастыря (имеется ввиду Жировичский в честь Успения Пресвятой Богородицы мужской монастырь. – Прим. МХ.). И конечно, ждали, что, может, когда-нибудь это случится. <…>

После празднования 1000-летия Крещения Руси отношение к Церкви стало меняться, стали отдавать монастыри Церкви. Как только появилась эта возможность, первой епархией, которую владыка Митрополит Филарет (Вахромеев; первый Патриарший Экзарх всея Беларуси. – Прим. МХ.) решил возродить, была Полоцкая епархия, поскольку она была самая первая и древняя на белорусской земле.

Тогда избрали епископом владыку Димитрия (Дроздова). Его рукоположили. Он приехал сюда на кафедру и, естественно, сразу начали поднимать вопрос о возрождении Полоцкого монастыря как самого древнего. В то время, когда я еще писала прошение на поступление в монастырь, сестры считались насельницами Гродненского Рождество-Богородичного женского монастыря. Но об открытии Гродненского монастыря вопрос еще не стоял. А так как здесь в Полоцке находятся мощи преподобной Евфроснии, владыка Митрополит Филарет (Вахромеев) хотел возродить этот монастырь в первую очередь. И как только было принято решение о передаче монастыря, владыка Димитрий (Дроздов) сразу начал заниматься вопросами отселения жильцов, поскольку здесь корпуса были заселены семьями. И сразу же встал вопрос о переводе.

В 1989-м году, когда владыка Митрополит приезжал в Жировичи, он говорил, что ведутся переговоры о передаче Полоцкого монастыря, так что скоро будем собираться и переезжать в Полоцкий монастырь. Он потихоньку нас настраивал, готовил. Кто-то соглашался, кто-то не соглашался.

Монастырь нам предали в 1989-м году. В 1990-м году Митрополит приехал на праздник Жировичской иконы Божией Матери, собрал после обеда всех сестер и сказал: «Нам передали монастырь, надо потихоньку собираться. Мы заказали автобус, и все, кто может, по максимуму, едем на праздник преподобной Евфросинии Полоцкой». Потому что местные власти говорили владыке Димитрию: «Где твои монашки? Ты все говоришь: монашки, монашки. Покажи своих монашек». Владыка говорит: «Надо ехать, сестры». И мы целым автобусом приехали сюда на праздник в 1990-м году. Как раз пригласили и местных властей.

После праздника владыка Димитрий начал требовать освобождение монастыря. Ему и говорят: «Мы часть освободили, заселяйте». Прошло еще пару недель, приехал опять владыка Митрополит Филарет, собрал нас и сказал: «Сестры, ситуация такова, что не хотят больше освобождать помещений. На данный момент там есть 14 мест, значит, будем переезжать по частям. Да, наверное, будет тяжело, но другого варианта у нас нет, потому что нам не хотят полностью освобождать и передавать здания». И мы начали собирать вещи.

Слева на право: игумения Александра (Жарин), схимонахиня Марфа (Ковалевич, в 1990 г. – старшая сестра, благочинная), монахиня Василисса (Заиц, в 1990 г. – послушница Лия). Полоцкие торжества, 2025 г.

– А как осуществлялся выбор тех сестер, которые должны были поехать в первой партии? По какому принципу они избирались?

– Было общее собрание всех сестер, и изначально владыка Митрополит Филарет говорил, что старшей поедет монахиня Марфа, поскольку матушка Евфросиния была старенькой и слабенькой, а тут много дел надо было делать, все приводить в порядок. Мать Феврония ехала как старший регент. Вторым регентом планировали отправить мать Параскеву. Но мать Параскева не захотела ехать. А я подняла руку. Владыка спросил: «Не боишься?» Я ответила: «Нет, владыка, не боюсь». Он: «Ну, смотри. Мать Марфа, как Вы?» А мать Марфа сказала: «Пусть едет».

– То есть можно было поднять руку тому, кто хотел ехать?

– Да.

– И кто еще поднял руку?

– Не помню уже. Мать Василисса. Она была келейницей мать Марфы. Конкретно хотели я и она. То, что я помню. Мать Анастасия была не против. Мать Елевферия сама из Полоцка, поэтому, естественно, она хотела. А дальше подбирали по послушанию: кто-то на кухне должен был трудиться, кто-то – петь. Певчих брали. Мать Макрину брали как певчую. Мать Марфа пела.

– Мать Феврония и Вы.

– Мать Василисса пела.

– Еще инокиня Галина Чабан пела.

– Да, Галина пела. Смотрели, чтобы был небольшой хор и два регента. Так планировалось. И кто-то чтобы готовил. Мать Анисия ехала как повар. Она хорошо готовила и трудилась на кухне. Отбирали. Кто-то хотел, кто-то наотрез отказывался, кто-то и остался, не поехал совсем…

– А вообще сестры положительно смотрели на эту идею?

– Все понимали, что мы в Жировичах на квартире, что это вынужденная необходимость. А когда в 1989-м году семинария открылась, все уже было ясно и понятно, как белый день…

Когда настал день отъезда, мы погрузились, поехали. В Полоцке, конечно, люди нас ждали. Местный народ очень ожидал открытия обители. Потому что еще были люди, которые помнили, как монастырь закрывался, как сестры рассеялись кто куда. Кто-то домик купил, кто-то на квартире жил. Кто как приютился.

– Да. Тут 26 монахинь осталось.

– Поэтому, естественно, люди ждали возрождения обители, ждали приезда сестер. Встречали колокольным звоном. Владыка в воротах стоял с букетом цветов. Батюшки и люди выстроились с двух сторон. Так, как вы встречаете Митрополита, так нас встречали люди с владыкой и батюшками. Батюшек было немного. Владыка по центру стоял, и люди с двух сторон. Мы подходим, а владыка мать Марфе букет цветов дал, и все батюшки начали давать цветы. И люди. Каждой сестре по букету. А потом просто под ноги бросали цветы.

– Даже под ноги…

– Это было такое впечатление! И мы сразу пошли с владыкой к преподобной служить молебен.

– В Спасский храм?

– А тогда только Спасский храм и был. Собор стоял в лесах. Ремонтировали. Отслужили молебен преподобной. Потом владыка пошел нас уже расселять по кельям…

Корпуса желали лучшего. Это мягко сказано. Когда мы зашли, состояние этих корпусов было плачевное. И первое, что мы начали – это приводить в порядок коридоры, лестницу. Мы разместились в первом корпусе, который возле колокольни, на двух этажах. Частично кто-то на первом, кто-то на втором. И, конечно, мы сразу начали там делать генеральную уборку. А жильцы еще подтрунивали над нами: «Вот, монашки-чистюли приехали». А на первом этаже жила семья, которая гнала самогон, и там вечно по вечерам собирались веселые компании. А по утрам после этих компаний нам приходилось мыть весь первый этаж, потому что под лестницей они даже туалет умудрялись устраивать.

Санузлов не было. Отопления не было. В корпусах было печное отопление. В каждой комнате стояла печка, и жильцы все отапливали дровами. Рядом с корпусом была колонка, и вода была в колонке. Общественный туалет находился за Спасским храмом, там, где сейчас теплицы, с правой стороны.

Душа тоже не было, помыться негде было. Благо, мать Феврония сказала: «Там бани не будет, как в Жировичах, берем с собой…», я не помню, как называла она такую круглую металлическую бадью, достаточно большую. В Жировичах она ее использовала для цветочков, что-то поливала, замачивала для рассадки, и потом, когда она украшала храм, ставила в нее цветы. Она сказала: «Тут она все равно никому не нужна, а нам там она точно понадобится». И взяла эту бадью с собой. Мы воду в ведре кипятильником грели, эта бадью по очереди передавали из кельи в келью, кому надо было помыться. Стирать мы ездили в городскую прачку.

Все корпуса были обшарпанные. Особенно, старый корпус за Крестовоздвиженским собором. Он вообще был в плачевном состоянии. Территория была такой, что после хорошего дождя нужны были резиновые сапоги. Болото было. <…>

– Вы можете рассказать, какова роль монахини Марфы (ныне схимонахини) в возрождении Полоцкой обители?

– На ней все было. С самого начала на ней все было.

– То есть она была как игумения?

– Да. Потому что матушка была в Жировичах, а мы ей подчинялись. Она была благочинной. Благочинной она была еще в Жировичах, и само собой разумеется, что она старшая и за все отвечала. Ей, конечно, бедной, хватило. Владыка Димитрий не простой. С ним было не просто, очень даже не просто.

– Расскажите, каково было отношение мирян к вам? Не ругали вас плохими словами жильцы?

– Ох, жильцы – это была веселая компания. Смотря, кто как. Мы с мать Анастасией на первом этаже жили, где сейчас мать Марфа живет, а напротив нас (потом там уже жила матушка Евфросиния) жила семья, которая нормально к нам относилась. Единственное неудобство было в том, что они держали собаку в доме, и утром она начинала скулить, выть, и это было не очень приятно. А сами они неплохо относились к нам. Но на второй половине от входа жила семья, которая гнала самогон. Там собиралась вся компания веселых ребят. От тех можно было услышать, что хочешь.

Конечно, психологически было тяжеловато, но ты заходил к преподобной, стоял каких-то пару минут у мощей и оттуда просто вылетал на крыльях. Как будто все сваливалось с тебя, настолько преподобная укрепляла, давала силы, покрывала, помогала, благодать свою посылала. Это не объяснить до конца. Настолько чувствовалось реальное ее присутствие, потому что по-другому невозможно это объяснить. Уже потом, когда приехала матушка, когда все сестры приехали, уже как-то не так было. А первый год было тяжело, но была такая благодать! Я из всей своей жизни в Полоцке, из десяти прожитых лет в Полоцке, больше всего вспоминаю именно первые годы. Именно самое начало. Потом все вошло в свое русло, вроде все стабилизировалось, а вот начало было тяжелое, но настолько благодатное, что именно вспоминаются первые годы. Потом что-то уже и забылось, а первое время врезалось в память.

Со стороны прихожан была очень большая поддержка. Люди очень ждали монастырь, именно верующие люди. Хоть их было и немного, но очень хорошо относились к монастырю. А в самом городе (Полоцке), конечно, по-разному. Кто как. Всякое было. Власти тоже по-всякому. Поначалу непросто было. Потом все стабилизировалось.

Я помню, как добивались, чтобы провели отопление в корпус. Теплотрасса заканчивалась возле техникума или возле таксопарка. Где-то там. Нужно было оттуда до монастыря еще вести. Нужно было делать проект, добиваться разрешения. Сколько козней строили! Сколько владыка Димитрий ходил и добивался, чтобы провести отопление! И мы еще целый год топили печки дровами.

Первую зиму мы так и жили без отопления, его подвели следующим летом, сделали душ, туалет, канализацию. И очень непросто все это было решать. Владыка Димитрий был пробивной, ходил все время, добивался этого. Он много сделал для обители: и для ее открытия, и для первого обустройства монашеской жизни. Он очень любил монастырь, мог прийти еще ни свет, ни заря. У нас еще правило читается, а владыка уже по территории ходит и смотрит, что в храме делается и т. д.

На всей территории за Спасским храмом находился парк лесного техникума. Там и занятия проводили, объясняли, какие деревья посажены. И это тоже нужно было добиться разрешения убрать этот парк, чтобы посадить сад! И он его посадил! Причем, это было еще при нем, в 1992-м году. В 1992-м году посадили сад. При владыке Димитрии. Он ушел в сентябре, а весной 1992-го года уже был заложен сад. В 1991-м году владыка добился разрешения, зимой все убрали, весной все выкорчевали и посадили фруктовые деревья в саду.

Мы приехали летом в 1990-м году, и уже ничего нельзя было посадить. Был июль месяц. Что ж уже посадишь в июле месяце? Это на следующий год весной мы уже посадили свои первые грядочки. А с заготовкой картошки Полоцкому монастырю помогли и потом помогали отец Давид, отец Иоанн, отец Виталий, отец Иосиф.

– Они все из Брестской области?

– Да. Отец Виталий еще служит в Пружанском районе. У него теща в Слониме в монастыре – схимонахиня. Матушка его все время в Жировичи ездила. Можно сказать выросла в Жировичах. Он тоже всегда помогал. Отец Иосиф покойный из Пружан помогал. Отец Иоанн тоже старенький уже батюшка. Они собирали, где было только возможно, грузили машины и отправляли. Сначала папа (архимандрит Давид) сам заказывал машины и привозил. Потом, когда Союз развалился, расформировывали воинские части и распродавали большие грузовые машины «Урал», то нам пожертвовали одну. И я на этой машине с водителем много лет ездила за жертвой, а потом уже стали нанимать машину побольше.

– Матушка, как начиналась организация богослужебной жизни?

– Владыка дал нам на размещение ровно неделю. Неделю он нас не трогал. Нужно было разложиться, разобраться, расселиться, расставить все, кухню организовать. А через неделю – утром и вечером правило и служба каждый день. На клиросе – мать Феврония, первый регент, я – второй регент. По сменам. В воскресные и праздничные дни еще был приходской хор, и мы уже отдыхали в эти дни. А на Пасхальную службу мы перешли в собор. Он еще не был сделан, не был покрашен, но Пасху владыка захотел служить в собор. А потом воскресные службы служили в соборе, хоть там и шел еще ремонт и отделка. И там мы пели на два хора: монашеский и мирской.

Клироса тогда были пристроены к солее, там, где сейчас находится Красностокская икона и где мощи преподобной. Там были два клироса. Мы пели тут, где сейчас Красностокская, а миряне – где мощи. И мы делили службу. А в будни мы пели сами каждый день. Как-то разделялись, с передышкой, чтобы можно было отдохнуть. В будни я чаще управляла, а мать Феврония – в праздничные и воскресные дни, как старший регент. Делились, по три человека пели. Труды же какие-то надо было нести, и службы, и на кухне мы сами были. Мать Анисия тогда была нашим первым поваром. Готовили все сами, и мыли все сами, и заготовки делали. Трапезная была там, где сейчас молельная комната. Маленькая, но все равно же надо было накрыть, потом убрать.

– И много, наверное, работ было по уборке территории?

– Да, все надо было приводить в порядок. И территорию, и задний двор, там, где сейчас гаражи. Там тоже были мастерские от Белреставрации. А мужики то пьют, то курят. И бутылки, и сигареты – все надо было убирать. Конечно, было непросто, но все равно это было очень благодатно.

– Преподобная воздавала…

– Очень. Это настолько чувствовалось, что это просто необъяснимо.

 

Источник: сайт Брестского монастыря