Прошедшая в конце прошлого месяца научно-практическая конференция «Соловки в ХХ веке» стала продолжением и развитием форума «История страны в судьбах узников соловецких лагерей», который с 2015 года ежегодно проводится Соловецким музеем-заповедником, Спасо-Преображенским ставропигиальным мужским монастырем и Православным Свято-Тихоновским гуманитарным университетом (ПСТГУ). Огромный массив архивных документов был изучен за это время, что, как и в прежние годы, нашло отражение в десятках интересных содержательных докладов, раскрывающих многие грани жизни как насельников обители, так и большого числа страдальцев, попадавших сюда не по своей воле. Традиционно среди докладчиков были представители разных научных, образовательных, культурных, исследовательских центров – люди, пропустившие историю Соловков через свое сердце.
От совхоза и бывших насельников обители в месткоме до СЛОНа
Совсем коротким оказался период существования совхоза «Соловки» на месте упраздненного советской властью (1920 г.) этого далекого северного монастыря. Коротким, но с целым рядом выразительных региональных особенностей, о которых рассказала в своем докладе кандидат исторических наук, доцент, заведующая кафедрой отечественной истории Северного (Арктического) федерального университета, научный сотрудник Соловецкого музея-заповедника Т. П. Тетеревлева. Тема доклада обозначена так: «»Состоит в основном из монахов-фанатиков»: документы профсоюзной ячейки совхоза «Соловки» (1921–1923 гг.) как исторический источник». Татьяна Павловна призналась, что воспоминания о том, как она в Государственном архиве Архангельской области взяла наугад одну папку с архивными документами, стала листать протоколы, вчитываться в них, и сегодня у нее вызывают волнение.
Действительно, столько всего интересного открылось! Еще в 1918 году была принята Конституция РСФСР, где в числе категорий, лишаемых избирательных прав, значились «монахи и духовные служители церквей и религиозных культов». Но как быть, когда в местком этого крупного совхоза на островах, вошедшего в профсоюз земли и леса, следует выбрать людей, заслуживающих доверия, а большую часть тружеников этого государственного сельскохозяйственного предприятия составляют насельники упраздненной обители? (В 1921 году на Соловках находилось 315 монашествующих и послушников, 263 из них трудились здесь на разных работах, многие вступили в профсоюз). Но можно ли выбирать из «лишенцев»? Послали запрос в Архангельский губернский совет профсоюзов, оттуда ответили: можно. (Как раз шла дискуссия о роли профсоюзов в системе государства и громко звучало: партия должна уйти из экономики, оставив руководство ею профсоюзным организациям). Так вот в результате выборов были избраны монахи и всего-то один коммунист, что не понравилось членам партячейки совхоза, обратившимся в Архангельск с просьбой «надавить», провести перевыборы.
Руководство совхоза придерживалось циничной точки зрения: монашествующие и послушники – это такая рабочая сила, которую можно использовать практически даром. Но в июле 1922 года появляется доклад Флоровского, заместителя председателя губернского отдела Всероссийского профсоюза работников земельного и лесного хозяйства (Всеработземлеса). Очень любопытный документ! В нем Флоровский, приехавший на архипелаг, чтобы на месте обследовать большое хозяйство, решительно осуждает «предсказуемые взгляды» администрации совхоза на целый ряд вещей, включая ее желание использовать труд монашествующих практически даром. Флоровский утверждает, что бывшие насельники монастыря, а ныне труженики совхоза «Соловки» – это советские трудящиеся, права которых нужно защищать как наемных работников. Нужно своевременно им выплачивать заработную плату и так далее.
Можно ли считать, что Флоровский искренне печется о людях, которые избрали путь служения Богу, но после революционного вихря 1917 года и последовавших за ним разрушений оказались «перемещенными» в другие реалии, где вынуждены просто выживать? Нет, здесь совсем другая подоплека, и она отчетливо видна при чтении следующих строк его доклада: «Очень популярное воззрение на бывшие монастыри как гнезда паразитизма и распространителя религиозного дурмана по отношению к Соловкам не совсем применимо. Отнюдь не пытаясь возражать против такого взгляда в целом, можно, однако, с уверенностью сказать, что большинство северных монастырей должны были принуждать своих членов оправдывать свое содержание личным физическим трудом». Выходит, он согласен с утверждением, что монастыри в России были распространителями религиозного дурмана, вот только на Соловках «…прежде чем получить возможность во всякое время предаваться молитвенным экстазам, каждый схимник должен был пройти тяжкую школу физического упорного труда…»
Именно поэтому, по заключению Флоровского, Соловки не могли считаться прибежищем тунеядцев и паразитов. В то же время коммунисты совхоза пытались обвинить бывших насельников монастыря в лености, но слышали в ответ: мы готовы трудиться безвозмездно еще больше, только не в воскресный день. Это тоже нашло отражение в протоколах месткома, написанных отнюдь не сухим канцелярским языком и названных Т.П. Тетеревлевой живым голосом эпохи. Хотя, вероятно, степень цинизма партячейки совхоза и его коммунистов спустя небольшое время показалась многим чем-то вроде укуса вредного комара по сравнению со степенью цинизма в Соловецком лагере особого назначения (аббревиатура – СЛОН) ОГПУ, крупнейшем исправительно-трудовом лагере 20-х годов XX века, через который прошли тысячи и тысячи заключенных.
Здесь очень ждали приезда Горького
В документальном фильме о Соловецкой обители «Святой Архипелаг» (2022 г.) один из насельников возрожденного в наши дни монастыря приводит известное высказывание священномученика Иринея Лионского: «Дьявол – это обезьяна Бога» и далее говорит, что после революции большевики устроили здесь «перевертыш», чтобы было всё наоборот. Жестокости были такие, которые до сих пор смущают умы…
О «перевертышах» и неслыханных жестокостях в этих святых стенах написано очень много (взять, к примеру, одиннадцать томов «Воспоминаний соловецких узников 1923 – 1939 гг.», выпущенных издательством Соловецкого монастыря). Но первые книги, которые тоже являются свидетельствами из первых уст, появились на Западе. О них и их авторах подробно рассказал в своем докладе кандидат исторических наук, доцент, заведующий кафедрой истории России Смоленского государственного университета М.В. Каиль. Тема такая – «Соловецкая обитель в наследии и источниках по истории российского церковного зарубежья, 1920-х –1980-х гг.». Выделим из авторов, названных Максимом Владимировичем, двух «громких беглецов» с Соловков, донесших до мира правду об «адском острове». (Книга бывшего офицера царской армии ингуша Созерко Артагановича Мальсагова, вышедшая в 1926 году в Лондоне на английском языке, так и называлась: «Адские острова. Советская тюрьма на Дальнем Севере»). А чуть позже, в 1928 году в Париже вышла книга Юрия (Георгия) Дмитриевича Бессонова «Двадцать шесть тюрем и побег с Соловков», где автор, тоже бывший царский офицер, натуралистически описывает сцены жестокости лагерного начальства по отношению к заключенным и особо много внимания уделяет жестокости по отношению к женщинам. Резонанс был огромный, названные книги стали настоящей информационной бомбой, и, по словам докладчика, есть все основания полагать, что визит Максима Горького на Соловки летом 1929 года связан именно с этим.
Насколько трепетным было ожидание заключенными приезда «совести СССР», как называли пролетарского писателя, пишет в своих воспоминаниях еще один известный соловецкий сиделец – академик Дмитрий Сергеевич Лихачев: «Горький-то все увидит, все узнает. Он опытный, его не обманешь. И про лесозаготовки, и про пытки на пеньках, и про Секирку, и про голод, болезни, трехъярусные нары, про голых, и про «несудимых сроках»… Про все-все!» Что ж, Горький, как свидетельствует академик Лихачев, даже плакал на виду у всех после беседы с 14-летним мальчиком, однако в журнале «Наши достижения» – специально организованном издании под редакцией Горького – в том же 1929 году выходит его очерк «Соловки», где развеиваются мрачные слухи о Соловках как о каторге и рисуется образ уникального центра перевоспитания с наивысшей ценностью – созидательным трудом. «А финал особенно примечателен, – заключает М.В. Каиль: «»Мне кажется, вывод ясен: необходимы такие лагеря, как Соловки… Именно этим путем государство быстро достигнет одной из своих целей: уничтожить тюрьмы»…»
Об архиереях-тихоновцах и письменном исповедническом памятнике эпохи
И, конечно, особое звучание как на прошедших форумах, так и на нынешнем приобрела тема, связанная с пополнением лагерного контингента священнослужителями Русской Православной Церкви – белым духовенством и монашествующими. Большую работу в этом направлении ведет ПСТГУ, кропотливо собирая материалы об узниках соловецких лагерей – подвижниках веры. Три священника с учеными степенями, представители московского вуза – отцы Евгений Агеев, Александр Мазырин, Вячеслав Умнягин – выступили с докладами, в которых деталями, фактами, штрихами дополнили картину соловецкого лагерного ада. Можно по праву сказать, что все три доклада – «Члены Всероссийского Поместного Собора 1917–1918 гг. на Соловках», «Соловецкий лагерь особого назначения как оплот «Тихоновской» Церкви»», «Жизнь заключенных священнослужителей в свете эго-документов эпохи» – стали весомым вкладом в изучение столь трагической глобальной темы. Так по подсчетам отца Евгения Агеева, 22 члена Всероссийского Поместного Собора 1917–1918 гг. и один его делопроизводитель в разное время стали «соловецкими сидельцами».
Десять из участников Собора, на котором было восстановлено Патриаршество в России после 200-летнего перерыва, причислены к лику святых новомучеников и исповедников Церкви Русской. Это священномученик Иларион (Троицкий), архиепископ Верейский, выдающийся богослов, чьи святые мощи с мая 1999 года находятся в Сретенском ставропигиальном мужском монастыре в Москве и тысячи верующих смогли им поклониться за это время. Это святитель Афанасий (Сахаров), епископ Ковровский – его святые мощи почивают в Богородице-Рождественском мужском монастыре города Владимира, и тоже множество людей молитвенно к нему обращается. Это священномученик Евгений (Зернов), митрополит Горьковский и Арзамасский, расстрелянный чекистами в 1937 году в Карлаге. Докладчик называл имена архиереев, священников, профессоров, простых мирян и конспективно рассказывал об их судьбах. Много ярких судеб, много выдающихся людей с твердым стоянием в вере…
По обвинению «в шпионаже» в 1928 году был арестован и отправлен на Соловки Владимир Николаевич Бенешевич – признанный во всем мире эксперт в области изучения средневековых византийских рукописей, член-корреспондент АН СССР, член-корреспондент нескольких иностранных Академий наук. Но даже обращение к советским властям об освобождении Бенешевича известнейших ученых – Нансена и Энштейна – не возымело действия. По сообщению отца Евгения, именно Бенешевич, являвшийся помощником секретаря Поместного собора, сохранил в советских архивах – практически полностью! – архив Собора, который ПСТГУ сегодня издает.
Отец Александр Мазырин начал свое выступление с того, что первоначально наименование «тихоновцы» было пущено врагами Православной Церкви – в качестве такой презрительной клички (мол, это некие сектанты), но оно сразу же было воспринято православными как достойное: да, мы тихоновцы, мы сторонники Патриарха Тихона. И определение «Тихоновская» Церковь стало неотъемлемой частью церковной жизни в эпоху гонений. Докладчик сообщил, что, согласно списку, обнаруженному научным сотрудником Соловецкого музея-заповедника Анной Петровной Яковлевой и не так давно опубликованному, с 1921 по 1926 год в соловецком лагере побыло 5 архиепископов, 20 епископов, 5 архимандритов, 2 игумена, 36 протоиереев, 42 иерея, 8 иеромонахов, 3 протодиакона, 2 иподиакона и 3 чтеца. В общей сложности 126 человек из 37 епархий. И это было только начало… Что касается епископата, то в целом 60 архиепископов и епископов познали гнет тюремного заключения на Соловках. К этим 60-и можно добавить еще 12 человек, попавших сюда в пресвитерском сане и хиротонисанных во епископа уже после освобождения. «Таким образом почти каждый четвертый русский православный епископ или будущий епископ в период богоборчества прошел через Соловки», – подытожил иерей Александр Мазырин, доктор теологии, доктор церковной истории, профессор, главный научный сотрудник ПСТГУ.
Самым замечательным письменным исповедническим памятником эпохи назвал он «Соловецкое послание» или «Памятную записку соловецких епископов» – обращение архипастырей из СЛОНа к правительству СССР (1926 год). Духовный авторитет соловецких иерархов-исповедников в нашей Православной Церкви был чрезвычайно высок: они это понимали и потому сочли необходимым во всеуслышание заявить свою позицию по наиболее злободневному тогда вопросу церковно-государственных отношений. Суть ее заключалась в обещании со стороны деятелей Церкви не вмешиваться в политику и делать какие-либо политические заявления, но и государство со своей стороны должно гарантировать полное невмешательство во внутреннюю жизнь Церкви, не препятствовать ей обустроить свою жизнь – в рамках советского строя – согласно с канонами. При этом, подчеркивалось, что, будучи лояльной к советскому государству, Каноническая Церковь не может принять атеистическую идеологию правящей партии и перетолковать свое учение «в духе коммунизма». Она «никогда не откажется ни в целом, ни в частях от своего, обвеянного святыней прошлых веков, вероучения в угоду одному из вечно сменяющихся общественных настроений». Но не за горами был 1937 год с его репрессиями, что распространились «на попов всех рангов и мастей».
Что касается выступления священника Вячеслава Умнягина, посвященного эго-документам эпохи, (то есть письмам, дневникам, мемуарам и т.д.), следует отметить, что это его кровная тема, усердно вспахиваемое им поле деятельности. Отец Вячеслав – ответственный редактор и составитель книжной серии «Воспоминания соловецких узников». Сравнительно недавно, сообщил он, в Интернете появилась электронная версия этих томов, изданных в бумажной версии (за исключением одиннадцатого тома, который для Интернета надо немного доделать). Также отец Вячеслав поделился другой новостью: наконец-то вышла долгожданная книга, которая готовилась целых десять лет – «Побег из СЛОНа». Под одной обложкой объединились мемуары двух «громких беглецов», о которых говорилось выше – Мальсагова и Бессонова, совершивших (трудно представить!) 36-дневный поход по непроходимой карельской тайге после побега. Помимо этого, в книге содержатся вступительные статьи кандидата филологических наук М.Д. Яндиевой – внучки и хранительницы наследия своего деда и доктора филологических наук Е.Г. Сойни, ставшей инициатором первой русскоязычной публикации книги Бессонова в нашей стране. А послесловие было написано отцом Вячеславом.
И оживают светлые образы
Такие форумы, как соловецкий – с пристальным взглядом в прошлое, с желанием увидеть его драматические и героические страницы – много для нас значат. Погружаясь в историю, мы не только можем давать оценку минувшим событиям, что, разумеется, очень важно. Но не менее важно другое: когда оживают образы и происходит мысленная встреча с людьми, чья земная жизнь стала достойным приготовлением к Вечности. Ты открываешь для себя зачастую совершенно разных людей – например, простого насельника Соловецкого монастыря отца Флавиана и баронессу, фрейлину трех императриц Наталью Фредерикс, соловецкую узницу, жертвенно ухаживавшую за больными в тифозном лазарете и умершую на Соловках от тифа…
Так благодаря пытливому уму и живому интересу кандидата искусствоведения, старшего научного сотрудника Российского института истории искусств И.А. Чудиновой (Санкт-Петербург) «высветился» образ отца Флавиана (тема ее доклада – «Рукописи иеромонаха Флавиана в контексте традиции келейного чтения Соловецкого монастыря»). Узнав о нахождении этих рукописей в Государственном музее истории религии, Ирина Анатольевна обратилась туда и услышала: да, две рукописи отца Флавиана имеются, только ничего интересного в них нет. Ей же буквально всё показалось в них интересным. И что иеромонах Флавиан, выходец из крестьян, судя по всему, расписывал скитские храмы, поэтому его периодически перемещали из одного скита в другой. И что, потеряв слух, а значит и возможность совершать богослужения, он был назначен смотрителем маяка и не покинул этой должности даже после прихода советской власти. Но особый интерес в рукописных книжечках представляют его обращения к трудам святых отцов и старцев. Прежде всего он обращался к молитвословиям и наставлениям святителя Игнатия (Брянчанинова) и Тихона Задонского. Словом, многое в тех записях свидетельствует о духовном возрастании этого скромного насельника и его причастности к рукописно-книжной традиции, которая развивалась и процветала в Соловецком монастыре веками.
А благодаря подвижническому труду протоиерея Алексия Попова, клирика Горловской епархии (ДНР), (баронесса Фредерикс родом из тех краев) и Елены Парфеновой, ее родственницы, увидела свет книга «Фрейлина-исповедница. Житие Натальи Модестовны Фредерикс». (14 ноября 1981 года Архиерейским Собором РПЦЗ она была прославлена в сонме новомучеников и исповедников Церкви Русской).
Если задаться вопросом, как удалось монастырю, что на краю света, в 160 километрах от Полярного круга, образно говоря, перевернуть горы в этом направлении, вернуть из небытия множество имен, прежде всего надо посмотреть на истоки возрождения обители. И вспомнить второе перенесение святых мощей преподобных Зосимы, Савватия и Германа – Первоначальников Соловецких, из города на Неве (где они находились в Ленинградском музее истории религии и атеизма). Это ключевое событие состоялось летом 1992 года во время наместничества игумена Иосифа (Братищева) и стало крепким духовным основанием для дальнейших трудов. А священноархимандрит Спасо-Преображенского Соловецкого ставропигиального мужского монастыря Святейший Патриарх Алексий II, сопровождавший святыню на Соловки, возвел тогда игумена Иосифа в сан архимандрита… Доклад архимандрита Иосифа для нынешней конференции представлен в записи, поскольку сам он, управлявший монастырем 14 лет, после тяжелой болезни был вынужден уйти на покой и отправиться на материк. Сейчас батюшка регулярно приезжает на службы из своего реабилитационного приюта в Иоанно-Богословский мужской монастырь в селе Пощупово Рязанской области.
При отце Иосифе рассосалась одна из чувствительных «болевых точек» – не лучшие (точнее, накаленные добела) отношения с музеем-заповедником. А пришедший ему на смену наместник обители архимандрит Порфирий (Шутов), постриженик Троице-Сергиевой лавры, ныне – епископ Озерский, викарий Святейшего Патриарха Московского и всея Руси, был вскоре назначен директором Соловецкого государственного историко-архитектурного и природного музея-заповедника, после чего, к слову, недружелюбно настроенные к Церкви эксперты и журналисты взялись строить мрачные прогнозы. Но новый наместник их «не оправдал». В одном из первых интервью он четко по пунктам высказал свою позицию: в вверенном ему музее должен быть спокойный, ровный труд, доброжелательная атмосфера в коллективе, бережное отношение к людям, хранение их от всевозможных стрессовых ситуаций и осуществление изменений в порядке органичного эволюционного развития. То есть всё должно идти без губительного революционного натиска, кардинальной ломки. И добавил, что только в таком русле он может выполнять обязанности руководителя. Что ж, результаты этой позиции налицо. А соработничество с Православным Свято-Тихоновским гуманитарным университетом, как видим, добавило этому направлению еще большей глубины и основательности.
Нина Ставицкая
Источник: «Монастырский вестник»