В прошлый раз (Беседа 4-я) мы говорили о страсти гордости, взяв к тому повод из слов старца Софрония о преподобном Силуане, о том, как душе Силуана открылось (не абстрактно, не мысленно, а по существу, экзистенциально), что корень всех грехов и семя смерти есть гордость. И мы говорили по мере своих сил и возможностей о страсти гордости, являющейся корнем и матерью всех зол в душе человека. Пойдем дальше, чтобы поговорить о добродетели, которая противоположна гордости.
Беседа 5-я митрополита Лимасольского Афанасия на книгу «Старец Силуан»
На 43-й странице старец Софроний говорит о старце Силуане, что «он познал, что то несказанно сладкое великое смирение Христово, которое ему было дано пережить во время Явления, есть неотъемлемое свойство Божественной любви, Божественного бытия. Отныне он воистину познал, что весь подвиг должен быть направлен на стяжание смирения. Ныне душа монаха Силуана торжествует, торжествует особым, неведомым миру образом. Ему дано было познать великую тайну бытия» (книга «Старец Силуан», часть 2-я). И далее старец Софроний продолжает говорить о смирении, приводя разные слова святых отцов, в которых они выражали содержание своего сердца, его смиренномудрие, сердца, которое было наполнено тем же, чем и сердце Христово. Христос, желая открыть людям то, что наполняло Его сердце, показать, каков Он в глубине Своего бытия, говорил: «Научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим» (Мф. 11: 29). Сердце Господа было смиренным и кротким, и мы найдем утешение в наших душах только таким путем – подражая Христу. Поскольку очень часто мы говорим о смирении, возможно, некоторые из нас (скорее всего, даже все мы) не могут понять, что в точности означает слово «смирение», что оно определяет, что это за добродетель, поэтому я рассудил, что хорошо будет сегодня прочесть вам некоторые отрывки (и мы их разберем, конечно) из «Лествицы» преподобного Иоанна. Как в прошлый раз мы рассмотрели слово о гордости, так и сегодня разберем слово о смиренномудрии и посмотрим, как этот великий святой, гигант среди святых отцов, который настолько тонко и точно рассмотрел страсти и добродетели, как он охарактеризовал смирение: что есть смирение и каким образом оно достигается. Постараемся с помощью Божией разобрать то, что говорит на эту тему святой Иоанн Лествичник.
Конечно, эта книга сегодня есть с собой только у меня. Как я уже говорил в прошлый раз, «Лествица» святого Иоанна Синайского – одна из наиболее важных и прекраснейших аскетических книг. Если у вас пока нет такой книги, то было бы хорошо позаботиться о том, чтобы приобрести ее и прочесть, конечно, с рассуждением, поскольку в ней приведены все стадии духовного восхождения – от новоначальных до совершенных, и человеку важно понимать, на каком этапе он сейчас находится. Действительно, это сокровище бесценное, источник неисчерпаемый, повествующий о всех стадиях духовной жизни.
Итак, слово о смиренномудрии предваряется преамбулой, гласящей: «Об искоренителе страстей, высочайшем смиренномудрии, бывающем в невидимом чувстве»[1]. Начинается глава тем, что преподобный Иоанн словно созывает собрание людей, имеющих духовный опыт, и каждый из них начинает говорить о смирении. В параграфе третьем читаем следующее: «Все, которые Духом Божиим водятся, да внидут с нами в сие духовное и премудрое собрание, неся в мысленных руках Богописанные скрижали разума! И мы сошлись, исследовали силу и значение честного оного надписания. Тогда один сказал, что смирение есть всегдашнее забвение своих исправлений» (Слово 25, «Лествица», преподобный Иоанн Лествичник). Когда мы совершаем какое-то доброе дело, духовный подвиг, мы должны сразу же об этом забывать, не возвращаться к этому внутри себя. Не обращаться вспять и смотреть: «Вот я пощусь, я делаю поклоны, я совершаю бдения, подаю милостыню», а совершать добрые дела и оставлять их позади. Поскольку само то, что ум обращается назад и смотрит: «Я сделал такую вещь!», есть показатель несмиренного человека, несмиренного образа мыслей.
К сожалению, часто мы видим среди людей, приходящих к таинству Исповеди (которое преимущественно помогает стяжать смиренномудрие), что они, вместо того чтобы перечислять свои грехи, начинают называть по порядку свои добродетели. То есть говорят: «Отче, я совершаю добрые дела, делаю такое добро, делаю иное», и в итоге исповедь превращается в исповедание добрых дел, а не исповедание грехов. Хочется думать, что так происходит по духовной неопытности, по простодушию, несознательно, поскольку у человека нет глубокого смиренного образа мышления, полагающего как ничто те добрые дела, которые мы совершаем. А они и в действительности ничего из себя не представляют – что бы мы ни делали, если благодать Духа Святого не довершит наших дел, не освятит их и не доведет до совершенства, то ничего не выйдет. Бога невозможно подкупить – ни благодать, ни вечное Царство не купишь делами от наших усилий. Эти дела совершаются лишь содействием благодати.
Итак: «Тогда один сказал, что смирение есть всегдашнее забвение своих исправлений. Другой сказал: смирение состоит в том, чтобы считать себя последнейшим и грешнейшим всех» (Слово 25, «Лествица», преподобный Иоанн Лествичник). Это тоже смиренный образ мыслей, когда человек достигает такого мироощущения, что он – последний и самый грешный во всем мире, среди всех творений. Это есть нечто очень высокое, для этого требуется сильная душа, чтобы человек думал таким образом. Тогда, когда преподобный Иоанн Лествичник писал эту книгу, не было таких видов психических заболеваний, которые есть сегодня и которыми, к сожалению, больны почти все мы: к примеру, мы совсем не выдерживаем смиренного образа мыслей. Я наблюдаю это и в самом себе, и в целом среди братьев наших вокруг, в людях, которые полагают начало подвизаться духовно: насколько легко мы приходим в отчаяние, пытаясь стяжать смиренный образ мыслей. К сожалению, душа человека не имеет сил вынести смиренные мысли, смиренный помысел. И вместо того, чтобы пребывать в здоровом состоянии, в смиренномудрии, человек приходит в отчаяние, воспринимая помысел, что он хуже всех.
Вместо того, чтобы этот помысел стал причиной для духовной борьбы, для надежды, для скорби, для многой молитвы, для искания благодати Божией, он становится причиной того, что человек теряется, отчаивается, словно падает в пропасть. И зачастую мы бываем вынуждены говорить человеку: «Не переживай, это не грех, ты не грешник, ты очень хороший, у тебя столько добродетелей», чтобы человек устоял, поскольку этот человек словно скатился вниз с крутого обрыва и разбился на кусочки. Нам нужно быть очень аккуратными с таким помыслом, что мы последние и хуже всех, самые грешные.
Конечно, мы должны понимать, что мы слабые, несчастные, что мы грешнее других. Однако не стоит спускаться ниже того уровня, который мы можем выдержать, если потом начинаем запутываться в психологических хитросплетениях, когда внутри нас начинается психопатия (душевная болезнь) вместо душеспасения (ψυχοσωτήρια, спасение души), предложенного святыми отцами. И если кто-то замечает, что такие мысли ведут его к унынию, погружают во тьму (духовную тьму), в отчаяние, тогда во что бы то ни стало нужно убегать от таких мыслей и бежать ко спасению, придавая себе дерзновения ко спасению, вспоминая даже о своих предполагаемых добродетелях, чтобы иметь дерзновение. Отчаяние – это абсолютная смерть, это безнадежность, настоящее мучение души. Христианин должен стараться не позволять себе впадать в такое состояние, лучше даже впасть в тщеславие, чем в уныние. По крайне мере, с помощью тщеславия мы приобретаем желание выглядеть благочестивыми и делать добрые дела, а отчаяние все низвергает и сбрасывает душу во мрак, в духовный мрак. Будем считать себя грешнее всех, но всегда с надеждой: «Да, мы последние и худшие, но милость Божия всесильна и любовь Божия настолько щедра, что покрывает наши грехи, нашу греховность».
Продолжая, преподобный Иоанн пишет: «Иной говорил, что смирение есть сознание умом своей немощи и бессилия» (Слово 25, «Лествица», преподобный Иоанн Лествичник). То есть когда ты хорошо понимаешь себя, когда ты принимаешь себя – это тоже смирение, смиренномудрие. Сегодня мы страдаем от отсутствия этого. Видите, приходят люди и начинают говорить: «Почему я должен так думать? Почему у меня такие помыслы? Почему я против святого человека имею злые мысли? Если я так думаю, то я потерян, я далеко от пути спасения, ни на что я не годен». Хорошо, а разве ты можешь мыслить иначе? Разве ты не знаешь, что ты человек, а наша природа – падшая? Не знаешь, что ты носишь внутри себя всю болезнь, унаследованную от Адама после падения? Знаешь. А почему тогда ты теряешь надежду, когда замечаешь, что в тебе движутся нечистые и хульные помыслы против других, помыслы зависти, злобы? Когда ты видишь, как злость начинает действовать внутри тебя (а часто это бросает нас и в страсти, в грехи), почему ты начинаешь негодовать? Ты не понимаешь, что это твоя болезнь? Чего ты тогда хочешь? Мы не желаем принять того, что мы слабые, не принимаем самих себя. Это большое дело – принять, что я такой – раздражаюсь, ропщу, люблю наслаждаться едой, я нечистый, скверный и т. д. Принять, что мы такие, понять это хорошенько, без нездоровых возмущений, и тогда мы сможем молиться со скорбью и слезами, предстоя перед Богом с этой нашей болезнью.
Это правильный путь: когда я понимаю, что я нечистый и несчастный, и тут же припадаю к ногам Божиим, ногам Христовым, и с великой скорбью и молитвой исповедую свою болезнь, испрашивая Божией милости, понимая и веруя, что Бог есть Тот, Кто помилует меня, а не мои добродетели. А мои добродетели, по сути, мнимые, их не существует, и не предвидится, что они появятся. Это очень важное основание, а в современных людях очень заметно, что мы страдаем от того, что не можем принять себя такими, какие мы есть. С одной стороны, мы не принимаем себя, а с другой – начинаем возмущаться: «почему» да «почему». Бесконечные «почему» – «почему я так подумал? почему так поступил?» – показывают наш эгоизм, показывают отсутствие в нас смиренномудрия, и как результат – это все впутывает нас в целый ряд духовных страданий. В итоге мы мучаем себя, изводим других, а ничего из этого не получается, поскольку мы не желаем понять, что мы слабые люди.
Если мы это воспринимаем, тогда успокаиваемся, что мы таковы. Подумайте, насколько неразумно мы себя ведем. Это как если маленький ребенок из первого класса начальной школы захочет прочесть научный труд и начнет плакать, кричать, настаивать, что мы должны объяснить ему, что означают термины, скажем, аэродинамики. Как ты объяснишь это ребенку? Он не в силах этого понять. Ты говоришь ему: «Подожди, когда подрастешь», а он отвечает: «Нет, ты должен мне это объяснить сейчас, чтобы я понял!» Или хочет выучить английский, выучить китайский. Но ты еще не дорос до этого, как ты выучишь такие вещи? Столь же неразумно для человека настаивать на том, чтобы иметь духовные добродетели, пока еще не пришло время. Разве возможно, чтобы мы имели неразвлекаемую молитву, когда мы еще новоначальные в духовной жизни? Разве возможно, чтобы наш ум не рассеивался, когда мы приходим в храм, чтобы в нас не было нечистых помыслов, чтобы мы не завидовали другим людям, чтобы мы не раздражались, когда кто-то нам причиняет зло, не чувствовать несправедливости, когда кто-то нас обижает?
К сожалению, после падения это физиологические явления. Наша природа действует так. И если она так себя не ведет, можно сказать, что мы нездоровы. Мы так себя ведем, принимаем это и отдаем эту нашу болезнь безмерному милосердию Божию. Это верное движение. А если мы отмечаем эти наши слабости и нас охватываем эгоистичная нетерпеливость со всеми «почему», «как же так», «я ничего не делаю» и тому подобным, тогда мы даже Богу не позволяем помочь нам.
Бывают случаи, когда Бог и желает помочь нам, но не может, потому что мы не позволяем Ему приблизиться и умирить нашу душу по причине того, что мы противостоим и заслоняем вход для Бога. Здесь преподобный Иоанн Лествичник говорит, что мы должны хорошо изучить свою болезнь и свои немощи, признать их и понять: «Такой я есть», и такого себя принести Богу. Только тогда ты сможешь найти покой своей душе. Например, какой-то человек совершил падение в телесные грехи и не может избавиться от этой страсти. Говорит: «И что, я буду молиться? Ведь я грешу, падаю в плотские грехи. Как я буду молиться? Не пойду в храм. Я не читаю духовные книги, поскольку грешу. Не исповедуюсь, поскольку совершаю этот грех». И что в итоге происходит? Сатана одним выстрелом сбрасывает нас вниз: хотя могло бы понадобиться пятьсот выстрелов, чтобы победить нас, но он справляется с помощью одной пули.
Допустим, ты не можешь победить одну эту страсть. Так? Да, одна страсть тебя побеждает. Но разве вся твоя жизнь, вся твоя личность – это только эта страсть? В тебе нет ничего иного? Ты не можешь полюбить другого человека? Не можешь помолиться? Не можешь попоститься, совершить бдение, сходить в храм? Да, существует эта страсть. Пусть, оставь это и спеши к Богу, принося Ему все остальное, что у тебя есть. Только так ты найдешь исцеление этой страсти. А если тебя охватывает отчаяние и ты замыкаешься на этой одной страсти, тогда ты похож на героя одной притчи. Не знаю, в ходу ли она на Кипре, но на Святой Горе отцы любили рассказывать эту притчу про людей такого типа. Они похожи на утопающего, который схватил якорь во время сильного шторма, когда началось кораблекрушение и корабль разбило на доски. Когда все стали хватать дощечки, чтобы удержаться на воде, этот человек схватил якорь, и этот якорь повлек его ко дну. Такого человека называли: «Он схватил якорь!». Вместо того чтобы взять доску, он взял самое тяжелое, что было на корабле, и утонул. Если проанализировать, то будет понятно, что это признак отсутствия смирения, симптом эгоизма, нездорового эгоизма.
Почему ты не принимаешь себя таким, какой ты есть, и не идешь ко Христу со словами: «Господи, я такой, какой есть, – нечистый, плотской, несчастнейший. Однако я хочу быть с Тобой»? Блудницы, хананеянка, разбойник, мытарь – все они принесли Богу свои грехи. Одно повествование о святом Иерониме говорит, что святой Иероним имел такую любовь ко Христу, что в ночь Рождества, когда он молился, говорил Богу: «Боже мой! Все принесли тебе, как говорится в тропаре, разное: ангелы – песнь, волхвы – дары, пастыри – славословие, Богородица – плоть, земля – вертеп, небо – звезду… А я что могу Тебе принести?» Имея такое благое расположение в душе, он молился и увидел перед собой в видении Богомладенца. Спросил Его: «Боже, что я могу Тебе принести?» Он ответил: «Свои грехи».
Этого хочет от нас Бог. Чтобы мы отдали Ему свои грехи, чтобы Он очистил их, убелил, освятил нас. Когда мы приходим к врачу, спрашиваем: «Что вы хотите, доктор?» «Хочу вас обследовать». Само собой, когда ты идешь в больницу, ты не собираешься обсуждать там политику, а идешь, чтобы тебя проверили, поскольку ты болен. То же самое делает Бог: Он принимает человека, травмированного грехом, и исцеляет его. Достаточно только нам не быть неразумными и не ругаться на врача, который хочет показать нам наше повреждение и желает нас вылечить. Это начинается с познания нашей болезни – чтобы мы поняли, что мы слабые люди. Поняли правильно: с надеждой, черпая силы из опыта прикосновения к любви Божией, безграничной любви Божией.
«Иной говорил, что признак смирения состоит в том, чтобы в случае оскорбления предварять ближнего примирением и разрушать оным пребывающую вражду» (Слово 25, п. 3, «Лествица», преподобный Иоанн Лествичник). То есть когда случается какая-то ссора, тебе следует первым отступить, сказать: «Простите, я неправильно поступил», – и тем самым разрушить вражду. Это тоже один из видов смирения.
«Иной говорил, что смирение есть познание благодати и милосердия Божия» (Слово 25, п. 3, «Лествица», преподобный Иоанн Лествичник). То есть смирение – это понимание того, что Бог – благоутробный и Его благодать щедро изливается на весь мир, понимание того, что нас хранит благодать и благоутробие Божие. Это тоже смирение – не думать, что ты сам все делаешь, сам все создаешь, и все зависит от тебя. Замечаю, что часто приходят люди и спрашивают: «Что мне делать с моим ребенком?» Отвечаешь им: «Сделай то-то и то-то и помолись, чтобы Бог покрыл и защитил его». «Да, понятно. А что еще мне сделать? А что еще?» – спрашивают они, полагая, что их собственные дела помогут ребенку. А когда мы начинаем говорить им о молитве, по сути они отвергают это, полагая молитву за ничто. То есть их дела и поступки – это нечто настолько важное и существенное, что без них не будет никакой пользы. А в конечном счете как все устроено? В конечном счете если мы поймем, что Бог – Творец всего, что Бог управляет всем, Бог – Отец всех нас, и когда Бог не содействует, тогда, даже если все мировые силы вооружатся, если подключится всемирная ученость и разум, вся дипломатия и находчивость, – сами мы ничего не сможем сделать. Тогда мы поймем, какую силу имеет молитва и насколько нам необходимо молиться Богу. И мы поймем это, если осознаем, что в конечном счете благодать, милость и благоутробие Божие ставят печать на наших делах. Если мы осознаем это, то поймем, какой силой обладает молитва и какова немощь наших размышлений, достижений и дел. И таким образом мы приобретаем мир, когда можем сказать: «Я сделал все, что мог, а Всеблагий Бог восполнит остальное».
Иначе нас охватывает беспокойство, мы постоянно ищем пути, возможности поскорее что-то сделать, что-то придумать и предпринять, чтобы помочь другим и получить какой-то результат. А что получается в итоге? Люди не слышат того, что мы им говорим. Мы предлагаем им путь, который они тут же отвергают, и ищут иного. Ты предлагаешь другой путь – они требуют третий, пятый, десятый… А в итоге чего они ищут? Волшебства. Если бы существовал такой способ, чтобы магически все обстоятельства изменились, то они сразу же им бы воспользовались. Но разве Бог не имеет сил все изменить? Дело в том, что Бог уважает свободу другого, не паникует, подобно тебе, не начинает беспокоиться. Бог видит перед Собой настоящее, прошедшее и будущее. Все это перед Ним, и Он не боится, поэтому и ты не бойся. Страх – это недостаток смирения, а по сути – недостаток веры.
«Другой же говорил, что смирение есть чувство сокрушенной души и отречение от своей воли» (Слово 25, п. 3, «Лествица», преподобный Иоанн Лествичник). То есть смирение заключается в том, чтобы отсекать свою волю, творить послушание. А послушание – это мать смирения. Весь наш эгоизм, все наше «я» концентрируется и проявляется в выражении нашей собственной воли, поэтому в монашестве на первом месте стоит добродетель послушания. Первый обет, который дает монах при постриге, – это неотъемлемая предпосылка духовного совершенства – послушание, отсечение своей воли. Но так не только в монашестве.
В браке то же самое. Если человек не будет стараться отсекать свою волю, отказываться от своих желаний, не станет жертвовать собой ради другого человека, тогда он не успокоится, не найдет покоя своей душе, не ощутит того, о чем нам говорит Господь: «Научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим» (Мф. 11: 29). Если душа человека вкусит, какую великую свободу дает человеку отсечение своей воли, когда мы не ожидаем от человека ничего, но только совершенствуемся в своем приношении и жертве ближнему, тогда человек по-настоящему будет жаждать жертвовать собой и отсекать свою волю.
Мы видим святых, которые шли и продавали себя в рабство суровым и бесчеловечным идолослужителям, служили как рабы идолопоклонникам, чтобы утолить жажду пожертвовать собой ради другого человека. Они выбирали самых жестоких людей и становились их рабами. Притом это были рабы той эпохи, не такие, как в наши времена, которые работают на нас, а мы им платим. Тогда господин мог наказать телесно, избить.
Далее преподобный Иоанн говорит: «Все сие выслушав и с великою точностию и вниманием рассмотрев и сообразив, не мог я слухом познать блаженное чувство смирения» (Слово 25, п. 4, «Лествица», преподобный Иоанн Лествичник). То есть все вышесказанное еще не есть сущность смирения. Все это примеры, симптомы, путь, который ведет к нему. Это путь, но не конец. А далее преподобный Иоанн продолжает: «И потому, будучи последним из всех как пес, собрав крупицы, падавшие со стола мудрых и блаженных мужей, то есть слова их уст, определяя добродетель оную, говорю так: смиренномудрие есть безымянная благодать души» – то есть столь тонкая, столь драгоценная, столь богатая, что невозможно даже облечь ее каким-то именем. Благодать души, приходящая от Духа Святого.
«…Имя которой тем только известно, кои познали ее собственным опытом». Только тот, кто имеет опыт, может выразить эту добродетель.
«…Оно есть несказанное богатство; Божие именование», то есть смирение – это имя Божие, и по сути оно анонимно, поскольку Бог не имеет имени. Хотя Бог имеет множество имен, но ни одно из них не выражает Его.
«…Ибо Господь говорит: «научитеся» не от Ангела, не от человека, не от книги, но «от Мене», то есть от Моего в вас вселения и осияния и действия, «яко кроток есмь и смирен сердцем» и помыслами, и образом мыслей, «и обрящете покой душам вашим» от браней, и облегчение от искусительных помыслов» (Мф. 11: 29)» (Слово 25, п. 4, «Лествица», преподобный Иоанн Лествичник). Мы научимся блаженному смирению только тогда, когда придет Сам Христос внутрь нас. Это означают слова: «научитесь от Меня, яко кроток есмь и смирен сердцем» и помыслами, и образом мыслей, «и обрящете покой душам вашим» от браней, и облегчение от искусительных помыслов.
И продолжает далее: «Иной вид священного сего вертограда еще во время зимы страстей, другой – весною, которая обещает плоды, и иной – во время лета созреваемых добродетелей; впрочем все сии видоизменения ведут к одному концу – к веселию и плодоносию; и потому каждое его время имеет свои некоторые указания и признаки плодов. Ибо когда начнет в нас процветать священный грозд смирения, тогда мы, хотя и с трудом, возненавидим всякую славу и похвалу человеческую, отгоняя от себя раздражительность и гнев» (Слово 25, п. 5, «Лествица», преподобный Иоанн Лествичник). Первое проявление смирения, цветение священного грозда – это когда мы почувствуем труд и возненавидим похвалы и славу, когда нам будет в тягость, когда нас хвалят другие. И не только это станет нас утомлять, но когда мы возненавидим похвалу и славу человеческую, тогда одновременно мы отгоним раздражение и гнев.
Конечно, любовь к славе и похвале, раздражение и гнев – это показатели отсутствия смирения. Но когда мы возненавидим это и станем отгонять это от себя – это первый признак того, что внутри нас появляется блаженное смирение, его первые цветочки. А далее преподобный Иоанн продолжает: «Когда же смиренномудрие, сия царица добродетелей, начнет преуспевать в душе нашей духовным возрастом, тогда не только за ничто почитаем наши все добрые дела, но и вменяем их в мерзость, думая, что мы ежедневно прилагаем к бремени наших грехов, неведомым для нас расточением» (Слово 25, п. 5, «Лествица», преподобный Иоанн Лествичник). Когда человек продвигается вперед, тогда он полагает добрые дела, которые он совершает, за мерзость, за ничто. То, что раньше вызывало желание похвалиться, теперь почитается за мерзость. Человек понимает, что его дела ничего из себя не представляют, к тому же он понимает, что внутри него живет столько нерадивости, немощей и грехов, которые разметывают его духовное богатство, тогда расширяется его духовное зрение и человек приобретает остроту духовного рассуждения, с помощью чего он может легко ограничить духовную слабость, отягощающую его душу.
Далее преподобный продолжает, говоря о том, что человек понимает, «что богатство дарований, которые получаем от Бога, и которых мы недостойны, послужит к умножению наших мучений в грядущем веке» (Слово 25, п. 5, «Лествица», преподобный Иоанн Лествичник). То есть даже если мы достигнем такого состояния, что примем дарования от Бога, почувствуем духовные достижения: люди станут прислушиваться к нашему слову, советоваться с нами, находить утешение рядом с нами, то есть когда мы станем причиной духовного преуспеяния других людей или приобретем другие дарования (которые нам неведомы) – пророчество, исцеление болезней, предвидение – все это смиренный человек не только ни во что не ставит, но и полагает причиной своего осуждения. Человек понимает, что он недостоин, а Бог дает ему все это, что, имея такие дарования, он не живет достойно перед Богом. Его ум укрепляется и не расхищается от эгоизма и превозношения. А когда человек достигает такого состояния, тогда его «ум бывает в то время неокрадом, затворившись в ковчеге смирения, и только слышит вокруг себя топот и игры невидимых татей, но ни один из них не может ввести его в искушение; ибо смирение есть такое хранилище сокровищ, которое для хищников неприступно» (Слово 25, п. 5, «Лествица», преподобный Иоанн Лествичник). Смиренный человек не рискует быть окраденным сатаной через тщеславие и эгоизм, что он не лишиться того, что сумел собрать, потому что верит, что ничем не обладает. А тот, кто верит, что ничем не обладает, имеет в своем сердце Христа.
Как вы думаете, почему Христос оправдал евангельскую блудницу, кровоточивую, хананеянку, разбойника, блудного, мытаря, а от добродетельных фарисеев отвернулся? Фарисеи имели нечто, чем они гордились – своими постами, своей милостыней, добрыми делами, молитвами, соблюдением закона Моисеева. Это были люди, внешне добродетельные. Но все их богатство было расхищено по причине гордости. Иные же не имели ничего внешнего, однако внутри них было кое-что, что сразу же сделало их близкими Богу. Что это было? Смирение. То есть смиренный грешник приятен Богу, а гордящийся святой – мерзость пред Ним. Как говорится далее: «Если гордость некоторых из Ангелов превратила в бесов, то без сомнения смирение может и из бесов сделать Ангелов» (Слово 25, п. 63, «Лествица», преподобный Иоанн Лествичник), то есть лишь смиренный образ мыслей спасает человека без чего-либо иного. Мы можем сказать, что это и есть простой и прямой путь в Царствие Божие.
Я часто говорю о том, с чем сталкиваюсь на исповедях. Когда приходит человек в отчаянии и говорит, что он страдает от того, что не совершает добрых дел, что у него ничего не получается в духовной жизни, мы говорим ему: «Ничего, ты держись покаяния и смирения, а остальное оставь». Но человек не понимает этого, спрашивает: «Разве я не в ад попаду, если продолжу так жить? Разве я не буду осужден?» «Оставь все это и храни внутри себя покаяние. Бог ожидает от тебя покаяния, а не требует дел. Разве твои дела чего-то стоят, когда в тебе нет покаяния? Что дадут твои поклоны, пост, милостыня – все эти внешние подвиги, которые только прокладывают путь к покаянию?
Если ты будешь только идти по пути, но оставишь цель, забудешь о его конце – о смирении, тогда ты будешь напоминать человека, который говорит: «Пойду в Лимасол», идет по дороге, ведущей туда, но не входит в сам город – доходит до ворот и возвращается обратно, а в город не заходит, говоря: «Раз я на пути, это то же самое». Но это не то же самое. Искомое – это окончание пути, его финиш. А в конце пути положено покаяние, остальное лишь помогает в деле покаяния. Если ты оставишь покаяние и будешь держаться внешнего, то будешь походить на дерево, покрытое листьями, но лишенное духовных плодов».
Итак, продолжая, преподобный Иоанн говорит: «Покаяние искреннее, плач, очищенный от всякой скверны, и преподобное смирение новоначальных такое имеют различие между собою, как мука, тесто и печеный хлеб. Ибо душа стирается и истончевается истинным покаянием, соединяется же неким образом, и, так сказать, смешивается с Богом, водою плача неложного» (Слово 25, п. 7, «Лествица», преподобный Иоанн Лествичник). То есть это составляющие компоненты смирения – покаяние, скорбь. Это все – как мука для хлеба, это вода, соль, которые замешиваются все вместе и подходят действием благодати Божией, становясь испеченным хлебом, который есть пища духовная.
Далее преподобный Иоанн продолжает говорить о характерных особенностях смирения. Не знаю, успеем ли мы поговорить об этом подробно, но, по крайней мере, начнем и обсудим, сколько у нас получится. «Первое, и одно из превосходнейших свойств сей прекрасной и досточудной троицы, состоит в радостнейшем подъятии уничижений, когда душа распростертыми руками принимает и объемлет их, как врачевство, исцеляющее и попаляющее ее недуги и великие грехи» (Слово 25, п. 8, «Лествица», преподобный Иоанн Лествичник). Вспомнилось, как один человек приехал на Святую Гору, чтобы стать монахом. Он был очень раздражительным и не выдержал – через неделю уехал из монастыря, говоря: «Вы не даете мне покоя, не даете мирно пожить». Все мы были виноваты, потому что раздражали его. Виноват был не гнев, живущий в нем, а обстоятельства. На какое-то время он уединился, ушел, чтобы побыть одному, и сломал стул. Геронда сказал: «Хорошо, здесь мы тебе мешали, а там что, стул был виноват? Он ведь ничего не говорит, ничего не делает… Понимаешь, что причина – внутри тебя, а не внешние события, происходящие вокруг?»
Человек, желающий стяжать смирение, должен иметь силу принимать с огромной радостью бесчестие, скорби, зло от других людей. Это парадоксально и звучит довольно странно для уха современного человека. Почему я должен принимать бесчестие, несправедливость, злобу? Как это возможно? Конечно, если ты ограничиваешь свою жизнь этим преходящим миром и внутри тебя не существует ощущения Царствия Божия, понимания того, что здесь – место борьбы, что здесь ты подвизаешься ради Царствия Небесного, ради того, чтобы Христос вселился внутрь тебя, тогда все печальное, что встречается на твоем пути, – болезни, бесчестие, скорби, все неприемлемое, немыслимое, ты будешь принимать иначе. Если ты не принимаешь, что здесь – место подвига за встречу со Христом, за то, чтобы Он обитал и пребывал в нашем сердце, за то, чтобы иметь в себе Христа вечно в Его Царствии, тогда ты не сможешь принять скорби, не сможешь победить печали о настоящем, все тебе будет казаться сложным.
Ты не можешь смириться, ропщешь: «Неужели я должен страдать, скорбеть, плакать, быть униженным и оскорбленным?» А если мы любим Христа, тогда мы с огромной радостью будем говорить: «Боже мой, пусть ни на мгновение не будет мне утешения в этом мире!» Если бы было возможно, то, как говорил пророк Давид, да будут «слезы моя мне хлеб день и нощь» (Пс. 41: 4). «Питие мое с плачем растворях» (Пс. 101: 10) – вместо воды буду пить слезы, потому что я понял, каков этот мир, что означает временная жизнь, какова ее цель. И чтобы встретиться со Христом, я буду принимать все это до последнего мгновения.
Духовный подвиг – принимать каждое бесчестие, каждое унижение, каждую боль, чтобы очистить себя и подготовиться ко встрече с Господом. Преподобный говорит здесь, что принимать все скорбное мы должны с огромной радостью. Откуда святому было знать, что сегодня мы с огромным трудом будем принимать малейшее оскорбление? А так происходит, поскольку мы не научились смотреть на свою жизнь в перспективе Царствия Небесного и вечности. Мы думаем, что все оканчивается здесь, не поняли пока, что это настоящее определяет вечное будущее.
А далее преподобный Иоанн говорит: «Второе же по оном свойство есть истребление всякого гнева, и в утоление оного – смирение» (Слово 25, п. 8, «Лествица», преподобный Иоанн Лествичник). Если мы полюбили бесчестие и скорби, то как в нас может проявиться гнев? Мы не раздражаемся, потому что ничто не может нас оскорбить. Подходит человек и оскорбляет нас – «буди благословенно!» Ведет себя по отношению к нам несправедливо – «буди благословенно!» Мы ни за что не мстим. Помню, как стали обвинять одного старца на Святой Горе, говорили, что напишут о нем в газетах, потому что одна девушка ушла в монастырь (она была его духовным чадом). Родители девушки стали угрожать ему, что напишут в газетах о том, что у этого старца была связь с их дочерью, что он соблазнил ее, и поэтому она стала монахиней. Он тогда ответил на их угрозы: «Делайте так, ничего страшного, не переживайте. Возьмите мой труп и стреляйте в него. Я уже мертвый – берите меня, поставьте на площади, плюйте в меня – во мне уже ничего не шелохнется. А если вдруг все начнут хвалить меня – то же самое. Станешь хвалить или станешь плевать в меня, убьешь меня или оживишь – это мне не скажет ни о чем, потому что внутри меня уже умерло все это. Меня это не занимает».
Святой Исаак Сирин говорит: «Куда падать тому, кто уже и так ниже всех?» Один ученик старца Софрония как-то пришел к нему и сказал: «Геронда, я в пропасти, совсем пропал, не могу больше…» А старец Софроний улыбнулся и ответил: «Не переживай, ты стоишь на моей голове». То есть я еще ниже тебя.
«А третья и превосходнейшая степень есть совершенное неверование своим добрым делам и всегдашнее желание научаться» (Слово 25, п. 8, «Лествица», преподобный Иоанн Лествичник). То есть ты абсолютно не доверяешь тому, что делаешь. Тогда ты начинаешь понимать, что если Бог не довершит того, что ты делаешь, то ничего из этого не выйдет. В житиях святых, у аввы Дорофея, если быть точнее, повествуется о послушнике по имени Досифей. Он имел совершенное послушание. Говорил: «Спрошу у старца, пусть он скажет, как мне петь». Помысел шептал ему: «Зачем тебе об этом спрашивать? Он ведь тебе ответит так-то и так-то. Ты же знаешь ответ, так и делай». Но Досифей шел и спрашивал старца: «Геронда, каким образом мне петь?» «Будешь петь таким образом» – и это было в точности, как ему подсказывал ум. Потом помысел продолжал: «Видишь, он так тебе и ответил!» «Да, но это – от старца, а то – от меня самого». Внешне это может быть и то же самое, но источник, из которого это пришло, – иной. То есть этот человек отрекся доверять всякому своему доброму делу и отдался послушанию, доверился тому, что было запечатлено послушанием, спросив у духовного отца.
Однако, здесь я хотел бы сделать одно уточнение относительно того, о чем мы сказали ранее. Все это не означает, что мы должны стать безвольными существами, перестать мыслить, начать полагать, что все наши мысли – греховные, достойные осуждения. Это одна крайность. Другая же крайность – думать, что все наше – истинно, совершенно и правильно, вместо того чтобы считать, что все наше плохо и ложно. А крайности, как говорит преподобный Иоанн в другом месте, – дело демонов, это не от Бога. Средний же путь (особенно для нас, живущих в миру, не имеющих строгого духовного наблюдения за духовной жизнью, как это принято в монастыре) – это следовать заповедям Божиим, заповедям Церкви, закону Божию, слову своего духовного отца и на этом основании выстраивать свою личную свободу и принимать решения, имея веру в то, что, соблюдая это, ты исполняешь волю Божию, конечно же, не впадая в крайность гордости.
Продолжим, пропустив часть: «Иное дело превозноситься; иное дело не возноситься; а иное смиряться» (Слово 25, п. 19, «Лествица», преподобный Иоанн Лествичник). То есть одно дело – когда я гордый, крайне эгоистичный, далек от Бога, далеко отстою от людей, которые подвизаются. Иное дело – когда мы не превозносимся, избегаем этого. А совсем иное – когда смиренномудрствуем. И далее объясняет три симптома: «Один целый день судит (о всех и о всем); другой ни о чем не судит, но и себя не осуждает, третий же, будучи неповинен, всегда сам себя осуждает».
Первый целыми днями судит других, очень легко осуждает. Когда мы имеем внутри себя дух критики – это показатель гордости. Если мы понимаем свою слабость, познали свои грехи, то у нас нет желания судить других, поэтому, если мы замечаем, что осуждаем, то в нас есть заболевание гордостью.
Второй, которой не превозносится, не осуждает других, однако и самого себя не осуждает. Не говорит: «Я грешник, во мне – причины зла, жалкий я и несчастный», но и ближнего не называем дурным человеком. Не осуждает, но и себя не видит. Это хороший человек, общественный – не судит других, но и не совершает духовной работы внутри себя.
А третий, который смиряется, – всегда осуждает себя и находит свою вину. Говорит: «Я виноват, из-за меня происходит зло, мои грехи, мои слабости тому причина». Конечно, всегда с надеждой. И таким образом он обретает свободу в своей душе, не осуждает никого. Не конфликтует с людьми, с самим собой, с Богом, но принимает все со смирением, а принимая себя, падает в ноги Богу и плачет, испрашивая милости Божией. Он подобен человеку, который ощущает себя побежденным и просит для себя милости и благодати. Таков образ мыслей смиренного человека.
Я думал разобрать с вами все слово, но не успеваю, поскольку страдаю многословием. Попробую выбрать еще некоторые мысли.
В другом параграфе, 29-м, преподобный Иоанн говорит: «Кто познал себя во всяком чувстве души, тот как бы посеял на земле». Тот, кто познал себя, подобен благоприятной почве, как говорится в Евангелии, которая в определенный момент принесет плоды. «А кто так не посеял, в том невозможно процвести смиренномудрию. Познавший себя достиг разума страха Господня, и ходя в оном, достигает врат любви» (Слово 25, п. 29–30, «Лествица», преподобный Иоанн Лествичник). По сути, только смиренный человек может полюбить ближнего. Очень часто в семьях, особенно жены, жалуются, что им не придают значения, не любят их, они ощущают себя в пренебрежении. Или мужчины жалуются, что жены их ревнуют, требуют, чтобы они говорили им приятные слова, надоедают этим. Возникает напряжение, один недоволен другим. Помню, я как-то посоветовал одному мужчине, супругу, говорить жене добрые слова, хвалить, говорить слова, исполненные теплоты и любви, подчеркивать ее добродетели, благодарить за вкусную еду, которую она готовит, за чистоту в доме, за ее труды. Я сказал ему (признаюсь в своем грехе): «Скажи даже и неправду! Не обман, а просто что-то очень приятное, хотя она и поймет, что это неправда, но не расстроится». Он возмутился: «Как же так? Что же, я должен лицемерить? Говорить то, во что я сам не верю?»
Однако, знаете, смиренный человек – этот тот, который становится всем для всех, как говорил апостол Павел: «Для всех я сделался всем, чтобы спасти по крайней мере некоторых» (1 Кор. 9: 22). То есть, чтобы утешить своего брата, своего ближнего, мою супругу, стану для него тем, в чем он нуждается. Нуждается он в похвале – стану хвалить, нуждается в нежности – буду с ним нежным, нуждается в поддержке – поддержу его, нуждается в «палке» – стану даже «палкой». Я отбрасываю все свое, отвергаю всякий свой метод, всякую мысль, все то, как понимает мой ум, все свои предположения, и становлюсь таким, как хочет другой. И таким образом учусь утешать.
Один молодой человек спросил старца: «Я хочу стать монахом. Что мне делать?» Тот ответил ему: «Научись быть в ногах у всех, и так ты найдешь утешение. Стань ковром, по которому будут ходить другие». Если ты сумеешь так жить (не потому, что ты психически нездоров, а потому что ты любишь Бога, и эта добродетель, которую ты совершаешь, простирается в вечность), то и ты сам будешь утешен, и сумеешь утешать других. Если мы сумеем так жить, в браке, например, когда один будет отдавать себя другому, быть таким, как в этом нуждается ближний, тогда мы обрящем утешение.
На Святой Горе одному подвижнику задали вопрос: «Геронда, как тебе удается утешать весь народ? К тебе столько людей приходит, и все уходят счастливые! Даже самые сложные люди уходят радостными». Он ответил: «Я как лохмотья, как тряпка, которая висит на крючке. Те, кто приходят сюда, вытираются об нее, отрезают кусочек, забирают с собой – и все утешаются». Старец сравнил себя с тряпкой, о которую вытирают руки, от которой отрезают кусочки, если захотят – выбрасывают, а он не имеет никакого сопротивления. А каков был результат? Все утешались, и он стал утешением и пользой для всех, поскольку полностью умертвил свои пожелания, стал всем для всех. Если смиряться с ощущением любви Божией, смиряться истинным смирением, с полным осознанием того, что мы делаем, не чувствуя себя униженными и обделенными, понимая, что смирение простирается в вечность, тогда действительно люди рядом с нами будут ощущать мир, и мы будем всеми довольны. Никто не будет виноват перед нами, никто не будет нам врагом. Люди будут сокрушать нас, а у нас не будет ни одного врага. Потому что смиренное сердце не видит перед собой врагов. Единственный враг – это наши собственные пожелания и наш собственный эгоизм.
(Продолжение следует…)
Перевела с греческого Мария Орехова
[1] На греческом: Για την ύψιστη ταπεινοφροσύνη, η οποία αποκτάται με μυστικό τρόπον και εξολοθρεύει τα πάθη – о высочайшем смиренномудрии, которое достигается таинственный путем и искореняет страсти.